Говорят, что день свадьбы — один из самых счастливых дней в жизни. Но почему же, когда люди упоминают об этом, в большинстве случаев это касается женщин? Джеймс Поттер был совершенно не согласен с таким раскладом. Сегодня, когда Лили Эванс наконец-то должна была стать «миссис Поттер», он чувствовал себя одним из самых счастливых людей на этой планете. И да, этот день тоже, однозначно, был одним из самых счастливых в его жизни. И ждал он его с тем же нетерпением, наверное, с которым его обычно ждут девушки.
Сколько времени прошло с тех пор, как Лили проходила мимо него, гордо вздергивая нос и не обращая внимания на его попытки привлечь её внимание? Сколько раз за те годы в школе он мечтал о том, что она хотя бы согласиться пойти с ним на свидание? И сколько ему понадобилось попыток, чтобы Эванс наконец согласилась? Джеймс сбился со счета на второй сотне. А ведь он даже пытался писать ей стихи!
Вспоминать об этом сейчас было довольно весело. Сейчас, когда вокруг туда-сюда сновали родители и друзья, стараясь подготовить всё к назначенному часу. Мистер и миссис Поттер были рады тому, что даже на фоне войны их сын может быть счастлив. А его выбор они до сих считали чуть ли не единственным идеальным. Всё-таки выбирая между проделками и учебой, учебой и квиддичем и прочими мелочами, тогда ещё юный Поттер выбирал вовсе не то, чего желали бы от него родители. Но сейчас... Сейчас было идеально. Со всех сторон.
По привычке взъерошив свои черные волосы, заставив их лежать в ещё большем беспорядке, чем обычно, Поттер огляделся — его шафер, Сириус, был тут как тут — околачивался рядом, как и положено порядочному шаферу и лучшему другу. Где-то здесь должен был быть ещё и Ремус, но в поле зрения Джеймса он пока не попал. И где пропадает Лунатик в такой момент? Нервничающий Джеймс Поттер — никогда он больше такого не увидит, даже если ему очень захочется.
— Я совсем как идиот выгляжу, а, Бродяга? — ухмыльнулся мужчина, в очередной раз оглядев себя в зеркало и поправив сползшие на переносицу очки. Сколько лет он уже их носит, а так и не научился правильно выбирать оправу — вечно какие-то казусы с ней случались. — Может, стоило бы выпить, чтобы успокоиться? Или на мантию кому наступить, что ли... Хоть обстановку бы разрядил.
Хотя, конечно, «выпить» было не лучшей идеей, что Джеймс прекрасно понимал. Для этого, в конце концов, у него будет ещё целый вечер, а перед самой церемонией пить негоже. А вот наступить на чью-нибудь мантию, по чистой случайности, чтобы посмотреть на чье-то недовольное лицо и послушать что-нибудь вроде  возмущенного «никакой совести!» или хвостовского «прости, Джеймс», — практически бесценно. И куда, кстати, подевался, Хвост, раз уж он о нем вспомнил? Туда же, куда и Лунатик? Хотя, эти двое скорее помогают кому-нибудь в последних приготовлениях. Ремус-то с вероятностью в восемьдесят процентов занят чем-нибудь подобным. Почему-то Поттер был в этом уверен.
И даже несмотря на все эти нервы и количество гостей вокруг, день обещал быть поистине волшебным. Если, конечно, волшебник вообще может так выразиться. Сегодня, наконец-таки, Эванс станет Поттер. И мужчина не уставал повторять это про себя. Так, будто это было мантрой или молитвой. Так, будто он ждал этого всю свою жизнь.

И как я только дала себя уговорить?
Нет, неправильно так думать. В конце концов, я действительно люблю Поттера - такого шалопая, такого вечно взъерошенного, такого задиристого, такого... родного, что ли. И вправду родного, самого нужного. Чего греха таить - я ещё на первом курсе влюбилась в этого оленя (забавно, что я называла Джеймса так и до того, как узнала об его анимагической форме; ну что поделать, коли он - олень!) но ни в коем случае не показывала своих чувств и отвечала на его приставания обидными фразочками. В конце концов, сколько времени я ждала, пока он образумится, поумерит слегка свой пыл! А когда дождалась - как же всё-таки оказалось здорово... Ожидание оправдало себя; да, Джим действительно был "тем-самым-единственным", которого я ждала. Дай Мерлин каждой девушке найти такое же счастье, какое нашла я!
Пускай вокруг бушевала война - пускай мы не были уверены в собственном завтрашнем дне - это всё было неважно. Да, мы спешили, спешили как любые влюблённые во время этой ужасной войны, но это было так... Нет, пожалуй, я не смогу подобрать правильного определения для этого ощущения. Бесконечная дикая тревога за родных, панический страх, что вижу Поттера в последний раз - всё это делало моё чувство к Джеймсу в разы острее, ярче. Поэтому мы так хотели скорее пожениться. Рано, особенно по меркам магического мира, но как ещё мы могли поступить, опасаясь потерять друг друга?
Ох, Мерлиновы подштанники, как я ждала этого дня - и как боялась. С одной стороны, боялась того, что во время свадьбы произойдёт очередное катастрофическое нападение последователей Того-Кого-Нельзя-Называть, хотя, признаться честно, этот страх был не так силён, как второй. Я опасалась... Да, прозвучит глупо, но я думала о том, смогу ли стать Джеймсу хорошей женой. Я никогда не задумывалась об этом раньше - такая мысль появилась лишь в тот момент, когда до моего перевоплощения из Эванс в Поттер осталось всего несколько часов. Я стояла в комнате, нервно разглаживая складки на золотистом атласе платья, и пыталась справиться с классическим предсвадебным мандражем, свойственным большинству невест.
Нет, конечно, это всё глупости. Ведь мы с Джеймсом любим друг друга - разве может наш брак выйти неудачным? Мы же вместе, несмотря на наши несовместимые на первый взгляд характеры. И так будет и дальше, - как же я могу в этом сомневаться? Что бы ни произошло, нас с Поттером ничто не разлучит.
- Всю ночь шёл дождь, - прервал мои размышления весёлый голос Мэри Макдональд, моей подружки невесты, - знак хороший, Лили! Ваш брак будет удачным!
Я отвернулась от зеркала, поворачиваясь к ней и Марлин Маккинон, и улыбнулась подругам. Дождь перед свадьбой? Что-то в этом роде я слышала. Кажется, свадьба в дождливый день считалась счастливым предзнаменованием. Хотя, в общем-то, никогда особо не верила в приметы... В отличие от Мэри.
- Да. Примета действительно добрая, - задумчиво сказала я.
И где же Джеймс? Они давно должны были быть здесь, он и его друзья. Ничего нового - Мародёры всегда опаздывают. Неужели даже сегодня? Впрочем, я не была так наивна, чтобы полагать, что Поттер и его компания сделают исключение хотя бы ради дня свадьбы.

Как человек добрый, эмоционально отзывчивый, Ремус был искренне рад за своего друга Поттера и сиял улыбкой так, будто это была его личная свадьба. Ни тени зависти, ни тени обиды за то что «товарищ променял лучших друзей на женщину», как порой выражаются не слишком разумные молодые мужчины. Бытует такое мнение, что обременять себя ранним браком глупо и что сначала нужно нагуляться вкусить все прелести жизни, а потом уже отдавать себя в добровольное рабство, да только жизнь человеческая не бесконечна. Погрузившись в водоворот легкомысленного существования без обязательств, не имея надежного тыла за спиной, однажды может оказаться что и молодость уже прошла, и жизнь вокруг изменилась, а ты все еще один и некому принести плед холодными зимними вечерами. Люпин полностью одобрял выбор Джеймса, ведь лучшей кандидатуры на роль жены такого лихого заводилы и быть не могло. Молодые прекрасно дополняли друг друга: только Лили удавалось воздействовать на Поттера, охлаждая его безудержную и неуемную жажду творить безумие, в свою очередь, Поттер, должно быть, делал жизнь во всем правильной Эванс интереснее, добавлял приключений и момента неожиданности. По крайней мере, казалось что Лили без Джеймса начинает скучать. Как замечательно найти того с кем тебе хорошо и легко, это залог хорошей семьи в которой не будет скандалов и недопонимания.
   День был чудесный, прошедший ночью дождь немного освежил летний воздух, что было очень кстати. Зеленая листва деревьев и кустарников стала отличным фоном для происходящего действа, не хватало только воздушных шаров, которыми, собственно, Люпин сейчас и занимался.  Полагаясь на свой вкус, волшебник с палочкой в руках создавал интересную композицию из всевозможных сердечек, купидонов и цветов. В процессе один шарик-сердце лопнул, вызывая легкое волнение у приглашенных на празднество авроров, сложное время как-никак, надо быть всегда настороже. Виновато улыбаясь, Ремус пожал плечами и показал то что осталось от шара, чтобы стало понятно, что хлопок произвело не оружие. Когда украшать стало нечего и все старушки были переведены через дорогу все гости были проинструктированы кому где можно устроиться для отдыха, Люпин с чувством выполненного перед миром долга, пошел оказывать моральную поддержку Поттеру.
    - Может, стоило бы выпить, чтобы успокоиться? Или на мантию кому наступить, что ли... Хоть обстановку бы разрядил.
   - Ну конечно выпить, а потом наступить на мантию жены какого-нибудь чиновника и еще желательно поудачнее упасть лицом в свадебный торт, тогда торжество запомнится всем и надолго.  В комнате появился ни кто иной как иронично улыбающийся Ремус. Подойдя к тому же зеркалу в которое смотрелся Поттер, парень поправил свой белый накрахмаленный воротничок и ободряюще хлопнул друга по плечу. Напьемся, сделаем праздник незабываемым, а завтра нам про нас же расскажут много новых и невероятных вещей.
   От созерцания не находящего себе места Джеймса Люпину стало смешно. Стараясь не оскорбить чувства такого морально уязвимого в этот волнительный момент друга, Рем прикрыл рот ладонью и принялся смахивать пылинки с костюма жениха.
   - Давай, надо быстрее покончить с бессмысленной беготней и выходить к гостям, они в саду уже от скуки в салки играют, чуть забор не снесли. Лили, должно быть, сейчас волнуется не меньше, девушкам вообще свойственно нервничать даже по пустякам, а здесь такое событие.
   Отодвинув занавеску, Рем посмотрел в окно и как-то тяжело вздохнул. В мысли его прокралась та безжалостная тоска, которая уже не раз приходила его мучить. Когда ты имеешь серьезную проблему, начинаешь осознавать, что в жизни твоей уже никогда не будет все так же как и у остальных. Люпин прекрасно понимал, у оборотня не будет простого человеческого счастья, он обречен на постоянную борьбу с самим собой и обрекать на страдания другого человека просто эгоистично. Очень хотелось бы и, в свою очередь, пригласить друзей на свадьбу, но это невозможно. Чтобы не страдать, парень пообещал себе никогда ни в кого не влюбляться. Прогнав тоску, Ремус приосанился, разложил хаотично валяющиеся вещи по полкам, на лице его появилась игривая улыбка, ведь на празднике все должны быть счастливыми вне зависимости от личных обстоятельств.

.
      Определённо нужно какое-нибудь особенное заклинание, помогающее открыть глаза. Я просто обязана изобрести такое. Я наверняка разбогатею, когда сделаю это. И знаете, кто будет чаще всего этим заклинанием пользоваться? Правильно, я.
      Вопрос состоит в другом - кто я? Где я? Зачем я? То есть, конечно, я помнила, что я по-прежнему Шарлотта Маири Макрив, несовершеннолетняя полукровная колдунья англо-шотландского происхождения, студентка факультета Гриффиндор в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, но эта информация как-то мало помогала мне в данный момент осознать, что за херня происходит. Я сумела наконец-таки отлепить верхние ресницы от нижних и обнаружила, что лежу, уткнувшись в чей-то тёплый и абсолютно голый бок. Бок при ближайшем рассмотрении оказался незнакомым и женским. Охренев от такой неожиданной информации, я попыталась встать с кровати, ну или с того места, которое служило мне постелью, и поняла, что лежу в переплетении чужих недоодетых тел. Вытащив свои волосы из-под колена какого-то парня, а свою правую ногу - из-под уснувшей в страстном объятии парочки, я всё-таки сумела освободить своё бренное тело из плена тёплых полуголых организмов. Нетвёрдо стоя на ногах, я оглядела помещение, в которое меня занесла нелёгкая судьбинушка. Немалую часть комнаты с мраморными стенами, потолками и колоннами занимала та самая кровать, которую облюбовали голые морские котики. Остальное пространство данного помещения было заставлено креслами и столами. На стене, к которой было приставлено изголовье огромной кровати, висело зеркало, напротив которого я сейчас и стояла. Одеждой я особо обременена не была: один чулок, одни трусы и какой-то пух в волосах. Я обречённо вздохнула, обнаружив на своей шее дорожку засосов, тянущуюся к груди. Прикрыв руками всё то, что без особого труда помещалось в ладонях, я, не глядя, направилась к краю кровати, дабы поискать что-нибудь из одежды. Нагло наступая на переплетения тел, я обнаружила, что передвигаюсь с трудом и что изображение перед моими глазами какое-то немного мутное, что ли. Когда я неловко споткнулась о чью-то шею и вырвала кому-то клок волос, до меня наконец-таки дошло: я же пьяная. В усмерть, причём. Поэтому я с таким трудом ощущаю свои конечности. Поэтому собственная нагота меня совершенно не смутила, а увидев в своих волосах останки растерзанной подушки, я не начала визжать, как будто мне всадили в ягодицу трёхметровую иголку. А так я даже, в общем-то, не удивилась. Значит, перьям было, откуда там взяться... Хотя я этих обстоятельств припомнить не могла, как ни крути.
      Ладно, с тем, кто мы есть - а мы есть пьяные сучки - я разобралась. На ближайшем кресле я увидела чей-то персиковый палантин и тут же завернулась в него, как в полотенце после душа. Впрочем, по длине ткань тоже оказалась похожей на полотенце - она прикрывала моё тело ровно до того уровня, где задница уже окончательно переходила в ноги. Правда, палантинчик был тонким, как тюль, но вроде бы не просвечивал. Вопрос с обнажёнкой, таким образом, я тоже решила.
      Следующим шагом я обнаружила на ближайшем столе бутылку банальной маггловской водки (ВОТ ЭТО ПОВОРОТ!!!) и припала к её горлышку со всей страстью, на которую только была способна. Жидкость обожгла мне нахрен горло, пищевод и все прочие внутренности, но зато мне тут же стало зашибись. Я поняла, что способна ещё и не на такое! Кстати, рядом с водкой таинственным образом обнаружилась моя волшебная палочка. Я схватила её и, оглядевшись по сторонам, весьма расстроилась тому факту, что вокруг меня не было ни одной пачки сигарет. Я скуксилась. Курить хотелось до боли в лёгких. Вообще-то, я курила крайне редко, но в пьяном расположении духа была способна убить в одно лицо пачку и даже не закашляться. Вспомнив о том, что всё-таки я волшебница, я громко, но весьма сипло произнесла:
      - Акцио, сигареты!
      Вааау! В меня одновременно из разных углов комнаты, из самых неожиданных мест, в том числе и из совокупности зверёнышей на кровати, полетели пачки с сигаретами! Да я, мать вашу так, в раю! Накидав на стол штук двадцать пачек различных сигарет, которые выбрали меня мишенью, я выбрала те, которые мне нравились в данную минуту больше всего, и плюхнулась в кресло, с которого ранее сняла палантин. Зажигалку (точнее, дождь из зажигалок) я тоже призвала с помощью манящих чар, просто потому, что Инсендио в моём нынешнем состоянии было просто равносильно поджогу, массовому убийству и суициду в одном флаконе. Видимо, какая-то часть моего чувства самосохранения ещё оставалась при мне.
      Выпустив струйку сизого дыма ("Какой кайф! И как мало человеку нужно для счастья!") и почувствовав себя хозяйкой положения (в конце концов, остальные ещё спали, и я могла на зачарованный фотоаппарат наснимать различного компромата, хотя половину из здесь присутствующих личностей, кажется, я едва ли видела в лицо больше одного раза; к тому же, королевишной я себя ощущала ещё и потому что все сигареты и зажигалки в комнате сейчас были у меня, а это тоже немаловажно) я наконец позволила себе задуматься над весьма существенными вопросами: что было накануне, как я здесь оказалась, и где это "здесь"?

Вам когда-нибудь доводилось слышать Собор Святого Петра в унисон с группой Металлика и Людвигом ван Бетховеном? Если нет-то обязательно нажритесь в Хогвартсе, проснитесь неизвестно где и послушайте. Это незабываемо! По крайней мере, после этого утра я точно эти звуки не забуду! Проснувшись от чьего-то сиплого крика, который я пока что не мог идентифицировать и привязать к конкретному человеку, и получив всю гамму ощущений, я огляделся, и понял, что валяюсь в окружении полу- и полностью голых тел в абсолютно неизвестной мне комнате. Ощупав себя, я с облегчением почувствовал, что нахожусь в трусах. Правда, меня немного беспокоило отсутствие других предметов одежды, но из-за боли в голове я не мог сосредоточиться на этой мысли, поэтому в скором времени бросил попытки. Вместо этого я решил воспользоваться проверенным способом быстрого протрезвения. Я стал вспоминать мое второе имя и почему его мне дали. Эффективное средство, обычно на истории предка, в честь которого я его получил, я трезвел. Сейчас же-видимо, был особый случай! Я вспомнил историю моего предка-Хамфри Харпера, первого из нашего рода, влюбившегося в нечистокровную, только с третьего раза! И подействовало лекарство только наполовину! Я перестал слышать Восьмую Симфонию Бетховена, но остальные участники продолжали стараться всерьез. Но я, все же, немного протрезвел, и до моего мозга наконец дошла запоздавшая мысль, и я узнал голос, разбудивший меня. Это был голос моей Шарли! Осознание подбросило меня на ноги, и я, чуть не упав, все-таки остался стоять. Оглядевшись своими подслеповатыми и плохо слушающимися меня глазками, я заметил ее. Моя гриффиндорская принцесса сидела в кресле и курила. Всегда не любил эту ее привычку! Воспитанный в аристократической среде, пусть и обладающий довольно либеральными воззрениями, я не привык к курящим женщинам.И пытался убедить ее бросить, как мог. Но нет, ни в какую! Но затем мой полный справедливого негодования взгляд сполз с ее лица, и я заметил, что на ней, судя по всему, из одежды ничего, кроме палантина, нет. И это натолкнуло меня на совершенно иные мысли. Особенно когда следующей вещью, которую я заметил, стала дорожка засосов, тянущаяся от ее шеи под палантин. Засосы явно были моей работой, и это подстегнуло меня еще больше. Я двинулся в ее сторону, и, тратя огромные усилия на то, чтобы не падать и не спотыкаться о тела на полу, через несколько минут, показавшихся мне вечностью, все-таки добрался до нее. Недолго думая, я, глядя моей Гекате прямо в глаза, протянул руку и забрал сигарету из ее рта. Потом я наклонился и поцеловал ее. Поцелуй вышел не слишком долгим, так как составную часть усилий я тратил на то, что не завалиться позорно прямо на Шарли, но страстным. Как раз таким, как я и хотел! Оторвавшись от нее, я ухмыльнулся своей любимой и фирменной слизеринской ухмылкой и сказал:
- Любимая, что я тебе говорил о вреде курения?-

Первая мысль после пробуждения: «Я что, умерла?»
Не могу назвать себя самой оптимистичной девушкой на планете, но и мыслями о смерти, кладбище с ужасающими надгробными камнями и склепами, как то не могла похвастаться. Что уж там, таких мыслей вообще не водилось в моей голове, но сейчас мне определённо хотелось отбросить коньки. Простить палача за все грехи, лишь бы эта невыносимая боль улетела от моего тела вместе с головой. И вот опять эту бесполезную на данный момент часть тела пронзили острые иглы. Странно, что я могла чувствовать только это, ну и сухость во рту. Где моё тело мать вашу? Неужели бредни про палача и позорную публичную казнь реальны, и я сейчас смело могу показать язык Почти-Безголовому Нику. Ой, это будет немного невежливо с моей стороны, он таки не на один десяток лет старше меня. Так, всё, Хемсворт, живо перестала пудрить людям мозги своей одержимостью призраками. Они ж тут собрались почитать про твоё похмелье.
Пробуждение было не из приятных, и это инфа сто процентов. Однозначно, если я выживу сегодня, то смогу смело говорить «Переживали моменты и похуже». О, Мерлин, что за пытку ты уготовил мне на этот раз? За что ты меня наказываешь? За невыполненное задание по зельеварению? Боюсь, любимый профессор переживёт и без моих бездарных каракуль. Зачем переводить пергамент впустую? Неее. Я определённо где-то накосячила, и, причём по-крупному. Но где? Вопрос на миллион волшебных пинков прям. А чем мы вчера собственно занимались? – Очередная волна боли накрыла голову, и я попыталась издать что-то похожее на стон. Я уверена, что это должен был быть стон, но то, что донеслось до моих ушей, было больше похоже на хрип умирающей старушки. Та, наверное, так бы не смогла. Полюбасику! В прочем, кто знает, кто знает. Итак, я попыталась пошевелиться, но что-то определённо помешало мне это сделать. Даже боюсь спрашивать, что бы это могло быть. Складывалось ощущение, что на меня усадили слона, и он ёрзает по мне. Вот же ш громадная наглая серая задница. И знаете, лучше бы мои веки продолжили сопротивляться всем яростным попыткам разодрать их, ибо то, что я увидела, когда к глазам вернулась способность фокусировать резкость, однозначно не было толстокожей задницей могучего слона. Через моё, внимание, почти обнаженное тело было перекинуто ещё по крайне мере два таких же, похоже, бездыханных тела неизвестного происхождения. По-видимому, в таком положении я и мои новые друзья, имен которых и не вспомнить, уж что говорить про опухшие лица, пролежали довольно таки долго. Ко всему этому, я лежала солдатиком, что явно мешало мне выбраться из засады. Но через какое-то время, минут через пять, мои попытки увенчались успехом. Освободив руки, каким-то чудом, мне удалось, таким же чудом, перевернуться на живот. А дальше была настоящая армейская подготовка, ведь ничего кроме рук не было способно нормально функционировать, поэтому пришлось выползать с кровати на локтях. Да, кстати об этом. Пока я проползала через всё это лежбище морских котиков, находящихся порой в таких позах, о каких моя фантазия и мечтать не могла, я обратила внимание на то, что по-прежнему находилась в Хогвартсе, ко всему ещё и в Выручай-комнате. Прекрасно, ничего не скажешь. А как мы сюда приперлись? И кому вообще пришло на ум закатить эту массовую оргию в стенах школы? Или это всё наши деканы-шалунишки, решили дать волю чувствам и, так сказать, тряхнуть стариной. Нет, нет, нет! Не представляй себе МакГонагал в обнимку с Дамболдором. Не представляй! Фу. Только рвотных позывов сейчас для полной красоты картины не хватало.
Так, смело могу сказать, что армия определённо по мне плачет, ибо покалеченная я всё равно смогла добраться до края кровати ценой жизни некоторых личностей, через которых мне довелось переползать. А вот нефиг тут прохлаждаться! Сами виноваты. В любом случае, цель оправдывает средства, и вот, мои неподвижные ноги упали на пол вслед за верхней частью туловища. Ой, кажется, голова закружилась. Пожалуй, полежу немного так, на полу..тут ведь так уютно. Положив голову на руки, я разглядывала пустую бутылку из под огневиски, которая по иронии судьбы лежала передо мной. Мозг тут же сообразил, что пора карать меня за ночные проделки, а мне оставалось только догадываться, что вчера было.

Знаете, говорят, что утро добрым не бывает. Обычно я с этим спорил с пеной у рта, рассказывая, что если ночью нормально отдыхать, а не шляться по школьным коридорам в поисках приключений, то утро выйдет самым что ни на есть замечательным... Но сегодня все мои убеждения от всей души надавали мне по голове. Во всяком случае, видимо, именно из-за их нападок у меня так висит в стучках, то есть, стучит в висках.
Когда я открыл глаза и резко сел на... чью-то руку, то не сразу понял, где нахожусь. Точнее, я не осознал этого ни в ту секунду, ни в следующую, ни вообще в течение ближайших минут шести. Пока я сидел и втыкал, моё сознание донесло до меня информацию о том, что на мне нет одежды. Совсем и вообще. И тут я подскочил, осознав, что РЕАЛЬНО сижу АБСОЛЮТНО голый в окружении ТАКИХ ЖЕ голых тел.
"Во-о-от тебе и староста..."
И тут я феерично икнул.
От того, что пришлось резко дёрнуться, у меня в голове зашумело, а стук в висках стал таким чётким, как будто бы кто-то нарочно наяривал по моей голове маленьким металлическим молоточком. Вдобавок к пониманию собственной наготы - как однажды, сожрав яблочко с Древа познания, осознал это Адам - пришло и понимание собственного похмелья.
Короче, господин староста мало того, что напился в стельку, так ещё и принял участие в какой-то таинственной оргии, и теперь находится посреди последствий этой вечеринки. Вообще я редко употребляю алкогольные напитки. Редко, но метко. Если честно, пить мне вообще нельзя - я пошёл в маму, которой хватает понюхать пробку от вина, чтобы окосеть. В отличие от сестры, которой достались шотландские гены нашего отца - эти двое способны вылакать по полбочки виски из подвалов особняка Макрив и даже не поморщиться. Ну так вот, если вчера я бухал, и если это кто-то видел, то стоит ждать огромного количества магических фотоотчётов, так как по рассказам всех, кто когда-либо видел меня пьяным - именно по рассказам, а не по моей памяти, ведь хмель вызывает у меня амнезию - я становлюсь по пьяни дурной, как дятел. Не знаю уж, почему в голову пришло именно сравнение с дятлом. В общем, алкоголь мозгов ещё никому не прибавлял. И я не исключение.
Я начал напряжённо вспоминать события прошедших суток. Вроде как мы вчера пошли гулять с Маэль, а потом... И тут всё-таки до моего воспалённого мозга дошло окончательно, что всё-таки происходит, и в сознании чётко вырисовался один-единственный важный в эту минуту вопрос. И это был вовсе не вопрос про "что здесь происходит" - это было паническое "Где моя девушка?!" Я, забыв обо всём, вскочил с кровати на ноги, пошатнулся и тут же ощутил на себе чьи-то взгляды. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что в комнате были "живые" организмы - моя сестра, её парень и Шелика. Причём последняя прохлаждалась на полу. Потом до меня дошло, что стою-то я совершенно голый... Собственно, лишней стеснительностью я никогда не страдал, но согласитесь, ситуация не из самых приличных. Сделав вид, что всё так, как должно быть, я поискал взглядом простыню, и, найдя таковую, обернул ею свои бёдра.
- Пршу прщения, - пробормотал я, обращаясь к свидетелям своей наготы. По-моему, никто особенно даже не удивился. Прочистив горло, я хотел было посоветовать Шелике встать с пола, но желание последовать её примеру было так велико, что слова застряли в горле. Так что я, не сумев справившись с тенденцией к проглатыванию гласных, всё-таки задал вопрос по существу: - Кт-нбудь здсь видл Ма-аэ-э-эль?

Голова гудит. Нет, не так. Голова-а-а-а гуди-и-и-ит!..
Открыв слипшиеся от косметики и непонятно чего еще глаза, я попыталась поднять голову, отчего ударилась о что-то твердое и бОльное. Интересно, что произошло?
Голова у меня гудит как восьмилетный компьютер только в двух случаях — из-за перемены погоды и после мега-пьянки. Медленно повернув голову на бок, я увидела гору пустых бутылок всевозмоножного пойля и поняла, что погода здесь не при делах.
Мне стало невыносимо жарко — я ощутила, что лежу на горе чей-то одежды, укрытая толстым ковром.
Привстав на локти, я раскрылась и увидела, что моя любимая майка, на которой была нарисована одна маггловская рок-группа, разорвана практически в клочья (выжил только левый рукав), а на ногах остались лишь черные чулки.
«Точно пьянка! — сделала вывод я. — Если конечно я не алтаре жертвоприношений». Но мысль о том, что меня принесли в жертву, я сразу отбросила, ведь я жива.
Теперь, когда я поняла, что происходит сейчас, мне захотелось восстановить все события, случившиеся до этого — не зря ведь я тут лежу, обнаженная и бухая в дупель. Кстати, о наготе, надо бы прикрыться. Вытянув из-под себя чью-то футболку (судя по габаритам, вместе с нами пил Хагрид) и надела ее.
Оглядевшись, я обнаружила, что лежала в каком-то большом помещении. Где-то раздавались знакомые голоса.
— Кт-нбудь здсь видл Ма-аэ-э-эль? - услышала я, когда прислушалась внимательнее.
Неужели это мой дорогой Лаклейн? Он, выходит, тоже с нами пил? не ожидала от него такого...
Сердце забилось чаще, а дыхание участилось: либо мы с ним переспали, либо я переспала с кем-то другим и меня ждет смерть...
— Я здесь, — попыталась крикнуть я как можно громче, но услышала лишь тихий осиплый голос, который даже отдаленно не напоминал мой.
Наверное, я вчера слишком много пела и курила — только этим образом я могу довести свой голос до этого весьма плачевного состояния.
Я откашлялась и повторила снова:
— Я здесь!
В этот раз получилось громче и, кажется, если меня не подводит мое старческое зрение, мой парень обратил на меня внимание.
Поднявшись на ноги, я направилась к нему навстречу. Ноги предательски заплетались, и когда я расправила руки, мне показалось, что я больше танцую какой-то народный танец, а не иду к своей большой и чистой любви.
Майка из-за своего гигантского размера, то и дело съезжала сначала на плечи, а потом на грудь, и мне пришлось поправлять ее около пяти раз, пока я шла.
Наконец дойдя до Лаклейна, я повесилась у него на шее и прижалась к горячей груди. Я почувствовала, как он неловко обнял меня. По ногам скользнула легкая и воздушная ткань и я отстранилась, чтобы посмотреть, что это такое. Опустив взгляд вниз, я увидела, что мой парень стоял абсолютно голый с потерянным видом и извиняющейся улыбкой.
— Ммм. — Я закивала головой и оценивающе посмотрела на Лаклейна-младшего.
За спиной Лаклейна я увидела еще троих таких же потерянных и бухих людей: Шелику, Питера и свою подругу Чарли. Улыбнувшись ей, я наклонилась и подняла простынь, которая упала у Лаклейна. Медленно завязав ее на поясе у своего парня, я подмигнула ему и, пытаясь сесть на пол,упала на бок.

Выручай-комната принимает сотни, тысячи разных видов. Она становится такой, какой надо тому магу, которой прошел перед ней три раза, но только если ему это действительно нужно… Сегодня же у нее был довольно обычный, немного библиотечный вид. При входе в комнату, оказываешься на освещенном участке, где находиться большой стол и два стула. Дальше, уходя в никуда, стоят ряды книжных шкафов, проходы между шкафами освещены плохо, в них витает запах пыли и древних свитков.
Теодор стоял возле стола, нервно постукивая пальцами по столу. Он никогда не любил ждать, а Гермиона всегда приходила вовремя. Волновался ли он? Вполне возможно, вот только Нотт не признавался в этом даже себе. Он считал, что просто раздражен из-за того, что эта наглая гриффиндорка позволяет себе опаздывать, а ведь он ее не на свидание звал, он даже не Поттер или Уизли, которые верно будут ждать свою подругу, без которой они вылетели за неуспеваемость еще с первого курса. Да, Теодор был невеликого мнения об умственном развитии гриффиндорцев и приравнивал их к развитию Крэбба и Гойла, но и те в последнее время удивляют его своими познаниями. Особенно в области Темной магии. Но Темная магия — это та магия, которая интересует, наверное, всех слизеринцев. Остальные, в особенности гриффиндорцы, брезгуют. Нотт, наверное, единственный слизеринец, который многое узнал о Темной магии именно из книг. Его отец-пожиратель сообщил сыну о том, что после окончания Хогвартса его сын должен вступить в ряды Пожирателей, пойти по стопам отца. Вот только парень совсем не спешит сделать это досрочно, пока война еще не выиграна. Теодор не глупый, на стороне добра — Альбус Дамблдор, а он, как ни крути, самый великий маг столетия, а Темный Лорд исчез на почти пятнадцать лет из-за ничего не умеющего младенца. Сомнительные перспективы, не правда ли?
Парень скользнул взглядом по рядам стеллажей, припомнив как потратил ни один час, на изучении их, но так и не нашел книг по Темной магии. Да, он мог бы найти какие-нибудь мощные, позабытые всеми заклинания, получить преимущество в будущем, ведь война неизбежна, а гарантий, что ты выживешь, не дает никто. Студент вынырнул из своих размышлений и нахмурился. Взглянув на стену, он посмотрел на часы. Минутная стрелка дернулась, сообщив ему, что Грейнджер опаздывает на две минуты. По правде говоря, Теодор и сам чуть ли не опоздал.
Когда полчаса назад он поспешно собирался в спальне мальчиков, слизеринцам-однокурсникам приспичило продемонстрировать все свое остроумие, заявив что он бегает в библиотеку уж как-то слишком часто, на что получил едкий ответ от Нотта. К его счастью, юноша тогда перебывал в благодушном настроении, насколько это возможно для него, и весь их обмен саркастическими и язвительными фразочками имел дружеский и шутливый вид, но и сам слизеринец понимал, что уж как-то через чур часто он проводит вечера в обществе этой гриффиндорки, чем в обществе своих друзей.
А ведь еще в прошлом году он и предположить не мог, что будет общаться с гриффиндорской заучкой Грейнджер. В голове всплыл тот вечер, который и привел к их общению. Не нужно обладать сомнительными способностями Трелони, чтобы догадаться, где же ему удалось пересечься с девушкой. Разумеется, библиотека, в которой они не поделили книгу, но в итоге она так не досталась никому… Впрочем, какая разница, какую оценку получишь? Это далеко не показатель истинных знаний, но для любителей официоза и правильности во всем, они значат очень много, и получи ты кучу «троллей» на экзаменах, то булочка с маком тебе, а не должность в министерстве.

Ох уж эти женщины, стремящиеся к доминированию над более слабыми, над теми, кто ни же их по рангу, статусу, возрасту. Они же любят слабых, за чей счет поднимают свою самооценку, становятся выше в своих глазах, в глазах таких же тварей, как и они сами. Морта ведь точно такая же, порой становящаяся импульсивной, страстной, дикой, когда слишком много эмоций накапливалось внутри. Когда чьи-то тонкие пальцы касались спины, сжимали руки, шею, требовательно, властно, будто не девушка вовсе, а тряпичная кукла, которой можно причинять боль. Хотя, она особо и не сопротивлялась, подчинялась, лишь глумливо улыбаясь потом, одеваясь и выпивая остатки вино. Она же гордая девочка Эйлин, с северным ветром, пришедшая, в темную ночь уходящая. С безумной любовью к чужим эмоциям, чувствам, порокам. Потакает всему этому похотливыми взглядами, развязной манерой говорить, томными вздохами. Как пошло и низко, зато красиво. Особенно когда на занятиях со скуки строит глазки парням с других факультетов, откидывая полы мантии, закидывая ногу на ногу. Всегда доставляло ей удовольствие. Хотя по ней-то и не скажешь, что так может себя вести, обычно равнодушная, бесчувственная. Малфой-в-юбке, с разницей, что не староста. Подумаешь, тоже мне проблема.
А помимо мужчин Морта любила девушек. На обед, на завтрак, на ужин. Растление малолетних, маглов карается. Но сначала стоит поймать Морту на месте преступления, а уже потом ей что-то говорить. Намного ведь приятнее, когда чьи-то нежные, дрожащие руки задирают майку, длинные волосы щекочут шею, грудь. Когда реально ты наслаждаешься жизнью, лаской, а не грубой силой. Все должно быть в меру. По этому причине Морта не мешала «жэ» и «мэ», оставляя по одному дню на всякий пол. И даже не скрывала своего отношения к красивым девушкам, случайно, якобы, касаясь их, наклоняясь слишком близко, плотоядно облизывая красные губы.
Она умела создавать себе порочный образы, жила в них днями, потом снова возвращаясь в родную личину равнодушной Морты. Вот такая она, ваша Эйлин, деточка.
А по темным коридорам, идет легкой тенью, прячась в нишах, подобно прокаженной, не открывая лица, скрываясь под капюшоном. Не хочет афишировать свое присутствие здесь, на верхних этажах, покинувшая гостиную своего факультета. А все от чего? Ну не сидится Морта на заднице ровно, ищет приключений на упругий зад, эта мелкая дрянь. Боже, молитесь дети, чтобы она вас не застукала, прячьтесь, пока не столкнулись лицом к лицу с …
- Джиневра… - шепотом, по коже. А в голосе столько северного льда, что мороз по телу, хотя ещё пока осень. А ей уже холодно. Хотя сама холодная как лед, особенно пальцы. Любит браться за чью-то шею, согревая руки,  о горячих мужчин Слизерина.
Откинет капюшон, шагая на неё, благо пустые коридоры, покуда все сидят в уютных гостиных, обсуждая последние сплетни и то, как Поттер удачно едва не выпал из окна. А Морта бы подтолкнула тебя, котик. А все знаешь от чего? От ревности, что заглядываешься на Малфоя.  Кто тут у нас эгоистка и собственница, а? Правильный ответ, Морта.
И взглядом оценивающим пройдется по внешнему виду рыжей, отмечая, что той совершенно не идет этот конский хвост. Пускай распускает свои волосы, огненно-рыжие, обжигающие взгляд. Интересно, а руки так же обжигают кожу? Ох, рыжие. Вы не бесстыжие. Вы наглые и развратные. Особенно когда вот так стоите, глядите куда-то, мешая проходить худым и стройным.
- Что стоишь посреди коридора?! Подвинуться сложно что ли, или ты слишком грифиндорка, чтобы даже дорогу уступать тем кто старше? – прошипит как змея, оборачиваясь, потирая «ушибленное» плечо. Нарочно, даже не скрывает этого, бесстыже заглядывая в глаза, подходя ближе. Она на охоте, Джинни, беги лучше. Ты ведь такая хорошая, такая невинная, что ей потом будет стыдно. Наверное.

От милой девчушки по имени Джиневра Уизли мало, что оставалось сейчас. Она закурила. Дурной никотин был заменой воздуха, который сейчас был так нужен. Проклятый ментол заменял эту жизнь. И то об этом знал всего один человек. А точнее профессор и друг Люпин. Он ее не осуждал, за что Джин была благодарна ему. Казалось будто он единственный адекватный на этом свете. Виной всему была Эйлин. Эта высокомерная девчонка. Порой хотелось просто взять. Намотать ее волосы на кулак и резко дернуть, что бы та почувствовала боль. Ту боль, которая преследует Уизли по ночам. Тупая, ноющая боль, сводящая с ума. Кровать рыжеволосой по ночам пустует. Слишком шикарно посвящать ночь такому блаженству, как сон. Теперь он приходил урывками. На парах, в коридоре, но только не там, где положено. Лезвие, сигареты, зажигалка, тетрадка, ручка,  напульсник и спирт. Таков ее напарник на пару часов. Говорят, физическая боль, может заглушить душевную. Знаете что? Все это ложь. Ложь придуманная, кем то очень слабым. Но как еще можно отвлечься? Наверное, никак. Морта уже отравила все, что было можно. Душу, тело…сознание. Бороться с этим крайне нелегко. Вспышки гнева, ярости, обиды. Она ведь не специально это делает. Просто вся жизнь пошла под откос. В одну из ночей Джинни написала такие строки о своей мучительнице.
Не будет мучить тебя совесть
Продолжится вся эта повесть,
Да только нужен нам конец
Чтобы поставить жирный крест.

Будет ли конец? Не известно никому. В последние дни ее спасали только тренировки. Там уж Джинс показывала свою ярость на всю. Так было нельзя, да только было все равно. Лишь бы хоть чуть-чуть избавить себя от этих страданий. Были уже мысли и сбежать, но разве можно так легко сдаться? Нет уж. Она будет мучить эту блондинку своим присутствием. Своим голосом, поведением. Она просто будет мучить ее своим существованием на свете. Так было нужно. Кому из них? Неизвестно. Было лишь понятно, что здесь играет не просто тупая ненависть. Признаться в том, что она не равнодушна к этой стерве? Нет, лучше сразу убейте. Это было выше сил, выше всяких моральных устоев.
Так вот еще один на первый взгляд банальный вечер. Джиневра шла со двора по коридорам. Там никого уже не было. Да и сама мисс Уизли хорошенько спряталась, чтобы ее не нашли. 3 сигареты. Одежда насквозь пропахла ментолом. Так дышать было легче. Пустые коридоры, в которых можно было услышать эхо собственных шагов. Конский хвост на голове. Мантия. На левой руке напульсник весь уже в крови. А под ним полоски боли оставленный тупым, ржавым металлом в надежде почувствовать ложное облегчение. Хотя, что есть ложь? Ложь – наполовину правда. За девушкой на полу появлялись мелкие и еле заметные капли крови, но если приглядеться, то можно было заметить еще вытекающую струйку теплой, алой крови. Послышался шепот. Почти не заметный. Но от него сразу бросило в дрожь. А вместе с тем будоражил кровь. Она………зачем здесь она? Не важно..я не дам ей взять верх.
-Эйлин..- сухо отозвалась рыжая в ответ поднимая свое озлобленные голубые глаза. При виде этой холодной, как лед блондинки, так и хотелось доставить ей боль. Будто бы она сама нарывалась на это, находясь рядом с людьми. Помучить ее? Да. Не давать ей прохода? Да.
Девушка не отошла с дороги, та только прошла, вперед задев ее сильно плечом. Наплевать, что сейчас будет скандал. Пусть она поорет, пусть будет ярость..удары. Так надо. Пусть будут раны в ее душе. С запястья так же подкапывала кровь, запах которой можно было отчетливо уловить. А вместе с этим фактором хотелось нанести Мортед еще и физическую боль. Оставить шрам на ее белоснежной коже. Что бы та всегда помнила об этой ненависти. Об этой страсти? Лишь бы та просто помнила.
-Знаешь? Просто иди к черту Морта. Ты здесь ничто. Как и я..не тебе мне указывать. Ты мне никто. Запомни это. Ты ничто для меня – хотелось уколоть ее даже словами. Не факт, что получится. Просто хотелось. В момент своей речи Джинни резко распустила волосы так, что рыжие кончики касались кожи Морты. Пока у меня есть время, я должна узнать. Что мне делать - бежать или прятаться от тебя?

видишь, родная, как крошится мир:
хлопни в ладоши-повалится сразу.
/как-то в бреду сотворил ювелир
куклу янтарную.девочку-фразу/

боже,ты видишь? ее не осталось!
блеск янтаря раскупили ветра
он зашивал, когда в сотый раз
рвалось
/слышишь, лисица, вставай.

ты жива/

Только знай, Морта никогда не напишет тебе и строчки, ссылаясь на простуду, отсутствие свободного времени, отвращение к поэзии. Будут сотни отмазок, лишь бы ты не узнала о ней ничего лишнего, ничего личного. Морте ведь нравится так играть, будто кошка с мышкой, цепляя когтями бедную девочку, обнажая ровные зубы. Хочешь, она укусит? Так нежно, почти незаметно, проводя языком по шее, руками по плечам. Она умеет быть ласковой, только сначала стоит это заслужить.
- Кто сказал, что я ничто для тебя? – цепляется за слова, как за колючки на розах, что цветут летом в садах дома её матушки. Сквозь которые убегает от чего-то, раня кожу, разрывая платье, оставляя на белых лепестках алые пятна. Эйлин ведь знает, зачем здесь эти цветы, почему их шипы такие острые и отчего запах и цвет их такие пленительные. От крови, которую впитывают. От её собственной крови, которую оставляет, убегая прочь, забываясь в местной деревне. Она кажется за прошлое лето навела слишком много шума, появляясь среди ночи на пороге дома магглов, с разодранным платьем, слезами на щеках и жуткой тоской в глазах. Её даже приютили, пожалели. Особенно их прекрасная дочь, тоже с рыжими волосами. Но Морта только сейчас понимает, как бледна была та девочка, по сравнению с Джинни. Незаметная, бледная поганка, которая пыталась согреть Морту тем летом. Её бы согревать все 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, чтобы получить результат, а не пробираться в её комнату, не заплетать её волосы в косы и нежно целовать, прислушиваясь к тому, чтобы не потревожить сон родителей. А что Морта? Ей было мало, скучно. Как только получила в свои руки юное, девственно чистое тело, как тут же заклеймила её собой. Оставляя на плечах следы своих рук, губы на шее. Все же может быть горячей, когда дело касается постели, когда не надо притворяться.
- Ты правда думаешь, что я вообще могла быть кем-то для тебя? – обходя со спины, наклоняясь к уху, касаясь ладонью её руки. Мокрой, липкой. Вот откуда этот сладкий запах крови, наполняющий легкие, вперемешку с сигаретным дымом. Пошло, курить это слишком пошло. Если бы ты сейчас стояла, курила, без раздумий вырвала сигарету из твоих тонких пальцев, наорала. Просто потому что тебе не идет, девочка. Ты же такая нежная, ранимая, янтарная. Не то что Морта – холодная Снежная Королева, вьющаяся вокруг тебя, как змея. – Я никто для тебя, правда? Я смотрю, ты много думала над тем, кто же я такая, коли так скоро пришла в выводу, - выдыхая на ухо, накрывая пальцами её руку, сжимая, не отпуская, - я вот не могу сказать о тебе ничего. Кроме того, что ты Джиневра Уизли. Учишься на Гриффиндоре. Якшаешься с Поттером и Грейнджер. Играешь в квиддич, наверное, даже не плохо.
Рассмеется. Какие мысли у этой девочки в голове могли быть? Эйлин ярая Слизеринка, надменная, безразличная ко всем радостям мира, внезапно появляется в её мире. Право, она же такая плохая вся и отрицательная, что даже не верится, что Эйлин когда-либо могла творить добро. Помощь с домашними заданиями одногруппникам не считалась, ибо потом она требовала от них что-то в свою пользу. А здесь было иначе? Внезапно нахлынули теплые чувства, что девочке наверное больно, что стоило бы её отвести к больничное крыло. Но тогда её бы касались руки мадам Помфри, а это не устраивает. Пускай лучше остается так, в её руках, как марионетка. Уж Морта научит девочку танцевать под её дудку.
- Если много думать, то можно превратиться во всезнайку Грейнджер. А ты вроде не такая.. Может быть ты даже лучше, не безнадежнее, - хотелось бы спросить, тебе нравятся девочки, милая Джинни? Но это было бы слишком явно. Слишком эпатажно, а Морта сегодня в другом образе. Более тихом, но не менее опасном.

Ограничила доступ к дневам, сменила пароли дева.
Походу хочет, чтоб ей мои вилы вспороли тело,
Сделаю молча всё, как бы ты не орала злобно..
Я не Даля словарь, чтобы быть многословным.
Доконать и убить меня вовсе эта сука  наверно хочет...

Сейчас нарушится покой, да и к черту его, к черту весь этот мир. Пусть будет истерика, крик, может даже взрыв. Не от бомбы конечно. А от эмоции. Воздух между ними становился напряженным. В природе такое явление вело к катастрофе, в данном случаи будет так же. Может даже хуже. Они ведь и убить друг друга могут. Станет ли кому то из них легче? Может быть. Убить ее сейчас? Нет. Это принесло бы ей слишком быстрое облегчение. Думаешь, что сможет играть, как кошка с мышкой? Прости дорогая этого не будет. Под твоим холодным взглядом я не сломаюсь. Лишь дальше буду показывать независимость от твоего превосходства.
Джиневра лишь усмехнулась. Быть милой с этим удавом? Прости, но нет. Такого она не заслужит, даже после своей смерти. Рыжая все так же будет игнорировать ее колкости испытывая терпения Эйлин. Проверить ее выдержку? Да с удовольствием! Уизли отдала бы полжизни, лишь бы увидеть, как эта ледяная королева будет рыдать от боли, отчаяния, одиночества. Такое возможно только в сказках. А жаль. Что же оставалось гриффиндорке в этой ситуации? Не сдавать позиции. Да именно так. Что ж милая моя, танго танцуют вдвоем. Запомнил это на всю свою жизнь.
-А мне кто-то должен сказать? Или по твоему я на столько наивная, что не могу обойтись без чей-то помощи? - каждой слово Джинни произнес да с усмешкой. Порой прикусывая губу. Зачем? Да что бы Морта поняла решительный настрой девушки. Что бы та навсегда уяснила о том, что в Уизли нет слабости, если та таковую ищет - Так, что ты действительно ничто для меня...так серое..нет, даже прозрачное пятно, которое можно легко игнорировать.
Слова сказанные сейчас были произнесены громко, отчетливо с ненавистью и страстью. Последний эффект был не специальным, но поразмыслив, оказался  очень даже к месту. Да, а я думала яд от твоих слов будет сильнее, а он так, слегка пощиплет и перестанет. Ну же?? Это все, на что ты способна? Или может ты стала такой, потому что тебя использовали? Это было бы так банально. Или может быть ты все же ревешь по ночам? Я бы на это посмотрела, и не раз бы.Голубые глаза Джин из безразличных стали злыми, насмехающимися, при этом в них был огонь. По телу проходила дрожь,адреналин и эйфория? Безусловно эта ситуация доставила чистокровной удовольствие и не мало. Душевного облегчения при этом не было. Скорее нагнетание, которое скоро вырвется наружу. И это наружу будет максимум, через пару минут. Большего ей не нужно.
-Ты для меня и никем не станешь. Слишком наивно думать об этом дорогая. Или ты думаешь, что перед такой, как ты упадет весь мир, если ты разденешься? Знаешь, я думала ты будешь умнее. А что же на самом деле? Пустота - Рука Мортед коснулась ее руки. В этот момент по телу волшебницы прошел ток. А его надо выпустить. Иначе будет гроза. Ох зря же ты это. Вторая же рука девушки была свободна. Чем не отличный маневр? Джинс перехватила свободной рукой запястье блондинки, сжимая его так сильно, что кажется послышался хруст ее хрупких костей. Пару синяков, на снежной коже Эйлин не помешают, а если те еще будут ныть, то можно считать раунд выигранным.
-С кем я общаюсь тебя не должно волновать, я же не слежу за тем, с кем ты спишь.. Хм слово спишь - это даже мягкое определил того, что ты делаешь. Скорее ты, как удав душишь свою жертву и поедешь ее. Такое амплуа тебе точно подойдет! - рассмеявшись в лицо своей мучительнице, она резко вырвалась из плена ее рук и быстро достала зажигалку и сигаретой. Еще пару секунд и легкие были наполненный ментоловой пеленой. Понравится ли тебе это моя дорогая психопатка? Мне наплевать..
Пару глубоких вдохов и вот уже бомба взорвалась. Тяжелой, густой струной вышел углекислый газ из легких. И нет бы выпустить его в сторону, Джин выпустила его в лицо нашей змее. Давай же.. Я жду, взбесись. Покажи свои истинные эмоции фурия..
На губах усмешка. Подойдя к стене, девушка облокотилась на нее, как дешевая девица. В этот же момент на пол выплеснулась еще порция алой крови. Из за резкого движения конечно. Кровь есть жидкость. Ее легко восстановить. Пару затяжек и глаза вновь смотрят на Эйлин в ожидании хаоса, который сейчас начнется.

Я состою из сплошного "ты",
Прячу его от себя же в больные слоги.
Мне не хватает местоимений - особенно "мы",
И я все время ищу предлоги,

Чтобы нащупать тебя, прочувствовать и спасти.
Вынести на руках из залитого кровью зала.
Только одно я отчаянно не пойму:

Почему Господь на меня глядит и не видит,
Как я сама от себя устала.

Так же, как от тебя.

Если бы Джиневра только знала, только догадывалась о том, что её ждет впереди. Если бы только смела в своих мыслях зайти слишком далеко, не пугаясь Морты в целом, она бы знала, что по сценарию в их спектакле скоро будет… А в прочем не важно, что у них будет потом. Пускай сейчас живут, дышат. Пускай вот так и смотрят, исподлобья, будто Морта виновата во всех земных грехах и проблемах.
- И ты сможешь меня игнорировать, да? Сможешь игнорировать, даже когда я разденусь? – рассмеется громко, грубо, откровенно. Выпуская её из своих рук, пускай бежит, будто обиженная кошка, которую противная собака загнала на дерево. Продолжай, дорогая. Морте ведь так нравится наблюдать за тобой, склонив голову набок, разглядывая черты лица, изучая повадки, усмешки, взгляды. И даже не пытайся отворачиваться или избегать её. Насильно заставит смотреть, - ты в этом, как я погляжу, уверена. Ну пускай так и будет.
Ах вот оно как… А все же девушки странно мыслят, коли кто-то пропагандирует свободную любовь, так все, её называют шлюхой. Ну что за дела в замке-то творятся? С каких это пор, студенты знают о жизни  Морты больше, чем она им преподносит? Ну понятно, девочка без дела не сидела, пытаясь выяснить, что это за дрянь к ней прицепилась мертвой хваткой. Морта тоже бы поинтересовалась, непосредственно. Но вот увы, не видела в этом необходимости, пуская все на самотек. Ловит губами сигаретный дым, улыбаясь, следуя тенью за рыжей, оставаясь на против. Будь воля Морты, Джинни бы уже стояла прижатая к стенке, с зажатой в зубах сигаретой, отравленная никотином. Пускай пытается оскорбить, унизить. Она же девочка ещё, младше Морты на год. Не знает, что Эйлин и не таких ломала.
- Думаешь удав? А может ты хотела сказать, что я шлюха? А знаешь, мне нравится твоя осведомленность. Ты наверняка знаешь, что я сплю не только с парнями. И как тебе это? Не вызвало отвращения? Не смей мне лгать, - забирая сигарету, бросая на пол, проводя пальцами по щеке. Нависнет тенью, не стесняясь осуждающих слов в дальнейшем, не боясь ничего и никого. Ей бы только смотреть в эти глаза, полные такого отвращения к Морте. Неужели ей правда так это противно? Она же уйдет, отступит, только намекни. А пока, она будет рядом, шептать на ухо то, чего не хочешь слышать, - что с твоей рукой? Не смей молчать, не смей отворачиваться от меня.
Обопрется одной рукой о стену, склоняясь слишком близко, дыша с ней одним воздухом. На двоих. Черт, это даже слишком красиво, чтобы быть правдой. А если она напугает Джинни?
Имя такое. Не нравится совсем. Она бы звала ей Джи, коротко и емко. Не надо утруждать себя остальными буквами. Джи, как эрогенная точка на теле всякой женщины. Именно, Джинни внезапно стада эрогенной точкой Морты, заставляя ночью судорожно сводить ноги, сжимать в руках простынь и кусать подушку. Не от боли. От того, что многое себе позволяет в мыслях, фантазиях. Хотя и весна уже давно прошла. Но они все ещё тут, две унылые краски осени. Они, такая горячая, почти обжигающая и Морта, такая холодная, снежная.
- Джи, ну хватит уже строить из себя гриффиндорку, а? – заглядывая в глаза, запуская свободную руку в волосы. Она бы насильно заставила делать то, что необходимо. Но пока позволит тебе выбирать. Увы, здесь есть два пути. Они верный, второй – увы – не верный. А что же выберет Джинни? Пускай решает сама, взрослая девочка Джи.

Утро подарит холодные капли на теле
Мне нужно снова куда-то бежать
Снова туда, куда мы все не хотели
Запомни всё, чтобы понять, как прекрасен тот мир
Солнечный день, блик на дне ледяной реки
Просто простить, но не просто понять эту боль
Сплиф, мои друзья это тот, кто убит

О, моя милая Морта. Знаешь ли, в какую игру ты играешь? По моему нет. Тебе лишь хочется приставить очередную приставку мое, а точнее она. А будет ли так? Без боя не сдамся. Победа тебе слишком нужна. И мне она нужна. Кто возьмет верх? А кто падет? За эти несколько минут,  столько вопросов в голове. На них нужно найти ответ. Иначе будет смерть. Похоже на Ромео и Джульетту. Да в нашей повести смерть будет не от любви. А из-за глупости, ненависти, тщеславия. И конечно гордости. Без нее мы никто, ничто и никуда. По хорошему нужно было уйти. Но мы легких путей не ищем, да дорогая? Эйлин пытается выиграть словесную перепалку. Язык у нее действительно подвешен. С этим поспорить нельзя. У Джинни умений не меньше. В коридоре так же были только они. Другой даже, если и был бы тут, то сбежал и достаточно быстро. Увидеть ее голой? Фу, посудив, можно понять, насколько это пошло даже звучит. Не смотря на свою колкость в данный момент, Уизли не была пошлой. Или на столько раскрепощённой в сексуальном плане. Ей всего 15 и  это нормально, что она ни с кем еще не спала. Зачем ей это надо? Что бы быть столь же доступной, как Мортед? Уж спасибо, но нет.
-Видеть тебя голой? Лучше выколи мне глаза. Боюсь, такого ужаса я не переживу. Учитывая то количество парней, с которыми ты переспала. Неужели тебе нравится быть такой? Или тебя кто-то раньше использовал? И поэтому ты теперь отдаешься, кому попало? – Лучше снова брызнуть ядовитые слова, чем признаться себе, что в чем то ей повезло. А именно в том, что парни хотят ее. Пусть даже у Морты не было постоянных отношений, ей вроде все равно при этом хорошо, в таком обществе. Сама, же рыжая мечтала о постоянных и хороших отношениях. Для первого же раза, это роскошно. Рано или поздно всем нам приходится почувствовать ту самую первую боль, которая убивает. Дарит желание расстаться с жизнью. Пока же Джинс не знает, что это за глубокое ранений. А учитывает всю ту боль, которая в ней сейчас, то первое расставание не сравнится с тем, что есть сейчас даже на одну миллионную. Услышав ответ на свою метафору со змей, девушка поняла, что все же смогла чуть чуть достучатся до нашей ледяной королевой. Видимо, какая то часть ее мозга понимала, что из себя, представляет его хозяйка.
-Да куда мне до тебя? Тоже мне нашлась Дон Жуанка в юбке. Нравится, наверное, быть использованной всеми кому не лень? Ммм? И если уж говорить о твоих похождениях не только к мужскому полу, то ты не удивила меня. От тебя только это и можно ожидать. Знаешь, мне как то все равно. Ну, спишь ты с девушками. Это только твое дело. Хотя отчасти это противно. Мне не тебя судить и ты знаешь об этом – Пыталась удивить? Не получилась дорогая. Вся школа знает о твоих похождениях дорогое ты наше переходное знамя. Только девушка решила вновь затянуться, чтобы позлить блондинку, как прекрасная сигареты была выбита на пол. Там уж ей точно не место и в этот раз разозлилась сама волшебница. Какого черта она себе позволяет!!! Ну, держись. За такое тебе точно сладко не будет. Тоже мне бесстрашная нашлась. Мечтать не вредно! Подошла ко мне так близко? Так обожгись. Понравится ли тебе это?
Такого ожить от нее просто было невозможно. Но возможно именно эти воспоминания будут приносить нашей королеве страдания. Глубоко вдохнув Джи вцепилась в губы Эйлин своими. Правда, это было всего пару секунд не больше. А дальше резко повернула голову в сторону так, что волосы ударили слизеринку по лицу. Ну, что ты на это скажешь?
-И на вопрос, что у меня с рукой…смотри хищница. Это оставили не твои острые зубки и ноготки – Сдернув в себя мантию, Джиневра закатала рукав блузки, на которой было большой кровавое пятно. Отодрала напульсник, прилипший к коже. Вся же левая рука была в шрамах от порезов. Где то тоньше, где то длиннее, а где то глубже. Сейчас же на ее руке только из 2 тонких порезов была видна почти остановившаяся кровь – Нравится?

есть буквы,которые ты облекаешь в слова,
а в слова свои вкладываешь почти что сакральный смысл и
это больше, чем "я очень с тобой жива"
или "дорогая,это почти зависимость"

- Ты искренне веришь, что я так ужасна, девочка? Ты же заблуждаешься, очень заблуждается в этом, - хотя ладно. Морта согласна, она отвратительна. Но ты? Ты прекрасна, будто сто тысяч солнц сошлись в одно и ярко сверкают сейчас, в коридоре, ослепляя Морту. Сжалься, несчастная. Ты же убиваешь её такими словами, ранишь глубоко, заставляешь страдать, гордо закусывая губу. Такая гордая, смешная. Истинная львица, сопротивляющаяся ей, настоящей змее. А она будет жалить тебя, впрыскивая свой яд в твое тело.  Пускай ты кусаешься, пытается сбежать, а она всегда будет рядом, будет напоминать о себе.
- Интересно. Обо мне действительно судачат, что я сплю со всем, что движется? Я могу тебя разочаровать, это ложь. Как и все то, что ты знаешь обо мне. И живешь во лжи, хотя ведь должна стремиться к правде. Ты же гриффиндорка, должна добиваться правды и справедливости, - тихо рассмеется ей в лицо. А потом.
Да. Черт возьми, да! Она сделала это, пытаясь что-то доказать или оскорбить Морту. Джиневра таки поцеловала Эйлин. Как это было? Потрясающе, и пускай всего лишь длилось секунды. Теперь уже Мортед возьмет ситуацию в свои руки, ей же нужен был лишь твой белый флаг, чтобы ты показала, что сдаешься. И сейчас ты ошиблась, когда хотела обидеть Морту. Она же такая злопамятная и влюбчивая, что ты попала конкретно и надолго.
- Зови меня как угодно, Джи, - нежно накрывая её раны своей ладонью. Слишком много крови для их любви на сегодняшний день. Прижимая к стене, проводя свободной рукой по плечу, поднимаясь холодными пальцами к шее, будто с намерением задушить, касаясь щеки. Девочка, Морта будет нежной, честное слово. Она станет доктором твоего тела, заставляя смотреть глаза в глаза, не отпуская. Ей нравилось это ожидание, это время до и после. Когда нервы уже напряжены до предела, когда стоит сделать движение и все эмоции вырвутся наружу, она станет твоей. Когда взойдет пятая луна этого года, когда ты поймешь, как глупо было бежать от неизбежного. Ты должна чувствовать, как волнуется, проводя пальцами по твоей израненной руке. Она залечит все раны, только поверь.
Прижимаясь губами к Джиневре, забывая о стыде, совести и прочих мелочных. Неужели ради этого шла, чтобы совратить юную деву, курящую сигареты одна за другой? Правда что ли, что Морта сама попалась в чужую ловушку, не думая о статусе, о том, как будет выглядеть или чем-то ещё? Сейчас мир сосредоточился лишь в этом коридоре, на тонких запястьях Джинни, на запахе сигарет, которым разило от неё. Потом, дорогая, потом Морта отучит тебя курить, отучит от всех пагубных привычек, делая из тебя прекрасное и ранимое создание, которым ты должна быть. Ведь кто-то из вас должен быть хорошим.
Целуя слишком нежно, не отпуская от себя ни на миллиметр, позволяя себе больше, чем по сути возможно.
- Никто об этом не должен знать, - открывая глаза, вдыхая полной грудью. Так можно все забыть. Совершенно все и обо всем, - никто.

Ночь выдалась необычно звездной. Мне понравилось смотреть через узорчатое стекло окна в окне на темное, усланное миллиардами ярких точек, небо. Обидно, что я раньше не замечала такой красоты. Но, приятно, что теперь я могу насладиться этим видом сполна.
Этой ночью я снова не могу уснуть. Бессонница женщина очень страшная. Хотя мои глаза и устали, а тело буквально ломит от усталости я не смогу уснуть. Слишком много мыслей роится у меня в голове, слишком много желаний одолевают мое сердце.
Тяжко вдохнув, я отправилась на хогвартскую кухню, где домовые эльфы уже собирались отправиться ко сну, отставив выше упомянутое место в чистоте и порядке. Им не нравилось когда я завались посреди ночи с желанием что-нибудь приготовить – первое время те даже оставляли кого-нибудь следить за мной. И вскоре осознав, что ничего криминального  я там не делаю, доверились полностью. Ну как полностью – насколько это вообще можно в отношениях домовых эльфах.
Мне нравится готовить – лучше, чем лежать всю ночь в собственной постели, ворочаться и думать о всяком. Печь пироги, кексы, делать торты, и суфле. Правда последнее, у меня, получается через раз, и что самое смешное, чем паршивее у меня на душе, чем лучше выходит суфле. Такая вот смешная зависимость настроения от сладости.
Эльфы недовольно ворчали уходя из кухни по одному. Я же, не обратив на них никакого внимания, подвязала волосы синей лентой, немного небрежно, отчего несколько прядей все равно спадали на лицо.
- «Сегодня будем делать конвертики с вишней» - с неподдельным энтузиазмом подумала я, вглядываясь в большую книгу рецептов, где уже было множество моих закладок и пометок.
Время шло, а я медленно продвигалась в своем намерение побаловать завтра утром слизеринский стол своими вкусностями. Правда они никогда не узнают, что их готовила я. Хотя то, что они думают о моей стряпне, я уже знаю довольно давно. Интересно, знай, они правду, стали бы уплетать пирожки за обе щеки.  Ага, собрала Миллисент урожай ядовитых ягодок, да и приготовила своим дорогим слизеринцам отравленные вкусности. Мм, поэтично.
Первая партия была готова. Осталось только попробовать и решить, насколько мое настроение сегодня паршиво. Надломив один еще горячий конвертик, я вдохнула по глубже приятный аромат свежей выпечки и прелых ягод – на вид и запах просто великолепно. Облокотившись на высокий кухонный стол, я позволила себе маленькую шалость – запустила пальчик прямо в сердцевину конвертика, в ягодный джем, а позже с наслаждением слизала вкусняшку. И вот тогда, когда первая волна эйфории накрыла меня с головой, я заметила в дверном проеме Гриффиндорку с моего курса. Браун кажется. Она внимательно следила за мной и кажется уже довольно давно. Ох, только этого мне нахватало. Растрезвонит всем завтра, чем я тут занимаюсь по ночам. Блин, лучше бы застукала меня на столе с кем-нибудь. Тогда бы и разговор меньше было.
- Что ты там встала, - я повторила свой фокус с джемом и пальчиком, - проходи, коль пришла.

Время довольно позднее. Но спать Браун совсем не хотела. Не в одном глазу не было сна. Мысли крутились в голове. И как не пытайся, их не отогнать из головы. Столько за день интересного произошло, что не опишешь даже. Может конечно и стоило всё описать, но Браун не видела в этом никакого смысла. Поэтому она закрыла свой личный дневник и посмотрела в окно. Небо было прекрасным и звёздным. Ночь была несомненно таинственной и загадочной. Теперь нужно было решить, что же делать дальше. Ночь только началась, а Браун не спит.
Вообще ночь нужна не только для сна, а для чего-то удивительного. Так считала всегда-гриффиндорка. С этой мыслью, девушка поднялась с постели и отправилась блуждать по ночным коридорам замка. Портреты висящие на стенках уже во всю храпели. Так, что Лав-Лав старалась их не разбудить. По-моему уже весь замок спал. Но тут вдруг блондинка услышала странные звуки доносящиеся с низу. По-моему кто-то явно там что-то делает! подумала девушка и отправилась туда, где были слышны странные звуки. Вдруг, она почувствовала вкуснейший запах чего-то сладкого.
Желудок сразу дал о себе знать. Теперь она наконец-то оказалась в том месте. То, что она обнаружила-несомненно её удивило. На кухне находилась слизеринка и готовила явно что-то вкусненькое. А выглядит очень аппетитно-призналась про себя гриффиндорка. Брюнетка с интересом вглядывалась в книгу с рецептами, дабы не упустить чего-то важного. Сама Браун стояла и наблюдала за всем процессом.
Вообще всё это её сильно поразило. Вдруг слизеринка заметила её и Лав-Лав сразу же собралась с духом и произнесла:
-Хм. Ты смотрела на время? И кстати! Неужели ты не следишь за своей фигурой? Все, что ты тут наготовила очень калорийно! проговорила медленно девушка.
-А вообще я не про это. Я конечно могла бы и не кому не рассказывать о том, что сегодня увидела, но думаю, что мне тогда, что-то прилагается за это. добавила грифффиндорка и скрестила руки на груди и смотрела на реакцию девушки.
Неужели ей удастся уломать слизеринку на что-то. Вот ведь тогда будет шоу. Она очень надеялась на успех. Это было для неё сейчас самым важным.

- Малышка-гриффиндорка, это тебе давно пора спать – рассмеялась я на то, как Браун попыталась уличить меня в поздних похождениях по Хогвартсу. Хотя собственно, какое это было похождение. Так маленькая прогулка от слизеринской спальни до кухни и наоборот. Ничего криминального и постыдного, прямо даже грусть-печаль берет.
Куда более интересен был тот факт, чего это она посреди ночи не спит, а бегает по школе. Ищет, что ли приключений на свой милый зад или шпионит за кем. А может, заразилась нехорошим примером тот зездонутой троицы с ее факультета. Ох, не доведут до добра такие делишки.
- Малышка-гриффиндорка, это ты, а не я пришла на запах чудесной выпечки, – тут же уличила я ее в нехорошем поведении. И правда мало ли что тут эльфы домовики, на ночь глядя задумали, шла бы быстрее мимо, а то застукаю еще и большим начальникам сдадут. – Знаешь, моя фигура не твоя забота – мне хотелось поиграть в юмориста и добавить, что, мол, я теперь ем за двоих или может за троих, но в последний момент я себя отдернула, нахватало ее порождать нехорошие слухи про себя.
Оттолкнувшись от стола, я надеялась продолжить свое дело, в тайне желая, чтобы гриффиндорка пошла своей дорогой. Но не тут-то было. Оказывает Браун палец в рот не клади, по локоть откусит. О, да молодец девочка. Улыбнувшись своим мыслям, я внимательно выслушала ее, даже не удостоив взгляда, перекладывая конвертики с вишней на тарелку.
- И что же ты от меня хочешь? – растягивая слова, спросила я, оборачиваясь и смотря гриффиндорке прямо в глаза, - чего желает малышка-гриффиндорка за свое молчание?
Вопросительно и как-то немного игриво изогнув бровь, я встала в позу готовности принять любые ее условия игры. Было очень интересно, что девчушка попросит за свое молчание. Денег – банально. Выпечку – слишком просто. Таки чего?

Война закончится… она обязательно закончится, рано или поздно всё заканчивается, — с утешением произнес Ремус. — Я бы хотел, что бы после этой войны выжило как можно больше моих учеников. Так что надеюсь, что… лет через десять встречу тебя счастливой, а твои родители будут воспитывать внуков.
Это были настолько трогательные и теплые слова, что Маэль едва не расплакалась. Никогда еще учитель так не говорил: откровенно и совершенно без какого-то напряжения, не обращая внимания ни на статус, ни на возраст.
— Я бы хотела тоже вас увидеть, — тихо произнесла Спарк. — Надеюсь, что мы переживем эту войну и обязательно встретимся.
Где-то в глубине души Маэль появилась надежда на то, что когда-нибудь она будет стоять на вокзале Кингс-Кросс, на платформе девять и три четверти, провожая своих детей вместе с мужем, а рядом будут стоять ее однокурсники с детьми, ученики Хогвартса, Ремус... Все это казалось сном, который никогда не осуществится, ведь война была слишком страшной.
В это время профессор объяснил Маэль, что хочет помочь ей — без никакой платы,совершенно бескорыстно, отчего на девушку опять нахлынула какая-то непонятная тоска. Какой волшебник будет предлагать бесплатную помощь ей, магглорожденной, защитить ее родителей? Но Люпин был человеком совершенно не того сорта — очевидно, что единственным таким из всех, кого знала Маэль. Не то чтобы ее окружали одни корыстные маги, просто еще никто никогда не говорил с ней о ее родителях, и она никому не рассказывала, насколько сильно она за них беспокоилась.
— Твои родители не заметят…  Я просто наложу защиту на их дом. Но… Ты, как и каждый маг, обладаешь некой чувствительностью к магии. По этому, когда приедешь домой, ты можешь заметить… точнее почувствовать некий купол.
О таких чарах Спарк слышала лишь пару раз за свою жизнь, но, вероятно, это была очень надежная защита, раз ее предлагал Ремус — он ведь разбирался в этом очень хорошо, поэтому Маэль доверяла ему безоговорочно.
— Но если когда-нибудь… — продолжил профессор, — ты услышишь хлопок, или произойдёт нечто подобное, то, скорее всего купол разрушен. Если такое случится, лучше всего, либо наложить на дом защиту снова.
Маэль серьезно кивнула, показывая, что ловит и понимает каждое ее слово. Ремус снова улыбнулся девушке и добавил:
— Или, если будет что-то неладное, можешь всегда написать пару строк…
— Я так и сделаю, пожалуй, — ответила Спарк немного грустно, хотя пыталась выдавить улыбку благодарности. — В такие темные времена положиться не на кого, я очень ценю вашу помощь и все, что вы делали и делаете сейчас для меня и других учеников. Как бы мне хотелось, чтобы вы снова стали нашим преподавателем по защите от темных искусств... — мечтательно вздохнула гриффмндорка. — Ваши уроки были бы весьма кстати, учитывая последние и грядущие события. Жаль, что все так обернулось тогда, два года назад...
Девушка, понурив голову, вспомнила, как хорошо было несколько лет назад, когда о пожирателях смерти она даже не знала, не говоря уже о каких-то нападениях, побегах и так далее. Раньше все было намного проще...
— Вы никогда не задумывались о том, что бы могло случиться, если бы вы не уволились? — поинтересовалась Маэль, вновь подняв голову.
В темно-серых глазах почти не осталось волнения и страха — только заинтересованность и легкая мечтательность.
— Возможно, сейчас все было бы иначе. Я уверена, что жизнь была бы не такой опасной и мрачной. я знаю, вы бы не допустили того, что случилось в Хогвартсе за это время, пока вас не было.
Наверное это звучало немного смешно, но Маэль все же почему-то слепо верила в то, что профессору Люпину по силам то, что не смогли бы сделать другие волшебники. Это вовсе не было похоже на какой-то фанатизм — быть может, это была просто отчаянная надежда на чудо. Но Спарк не могла назвать Люпина слабым — ни в один из уроков, ни в один из дней, когда они виделись. Каким бы усталым не выглядел профессор, он всегда находил улыбку для каждого, внушая надежду на светлое будущее, даже тогда, когда никакой угрозы не было.

— Я бы хотела тоже вас увидеть. Надеюсь, что мы переживем эту войну и обязательно встретимся.
Слова девушки тронули Ремуса. Конечно, он бы и сам хотел увидеть всех после войны. В мирное время, когда не нужно оборачиваться на каждом шагу, опасаясь, что кто-то выстрелит тебе в спину. Ведь даже сейчас, когда вокруг них всё относительно спокойно, на душе у Рема тревога. Ведь это в данный миг спокойно, а ведь неизвестно, что будет через десять минут или пол часа. Если и правда все они выживут – это будет настоящим чудом. Хотя… разве все? Ведь сколько уже погибло?
На предложение написать письмо, в случае чего, девушка ответила согласием, и Ремус кивнул, добродушно улыбнувшись. Вот и отлично. Если бы некоторые маги проявили хоть какое-то чувство совести и защитили бы соседей магглов, было бы гораздо меньше жертв… Подумал мужчина. На самом деле эта помощь, несомненно, была нужна и ему самому.  Нет, он вовсе не хотел выглядеть героем, не хотел чего-то взамен. Но такая работа может отвлечь его от его мыслей. Дать шанс заняться чем-то полезным. Он вообще хотел бы сейчас загрузить себя работой, поручениями, чем угодно по самое некуда, что бы реже думать. Реже уходить в себя.
- В такие темные времена положиться не на кого, я очень ценю вашу помощь и все, что вы делали и делаете сейчас для меня и других учеников. Как бы мне хотелось, чтобы вы снова стали нашим преподавателем по защите от темных искусств... – Вдруг сказала девушка, и Ремусу показалось, что сердце просто разрывается на куски. Как бы он хотел оказаться в школе, что бы защитить хотя бы некоторых! Кого сможет! Конечно, он не всемогущий, но хоть что-то он бы смог сделать. Люпин с болью и благодарностью улыбнулся.
-Поверь, мне очень приятно слышать это…  И мне бы очень хотелось вернуться к вам. Более приятной и интересной работы у меня никогда не было. Я очень привязался ко всем вам, и я очень скучаю по вам. Но я не могу вернуться… Ты же сама понимаешь. Но я рад, что за один… всего один год, я смог вас научить хотя бы чему-то. – искренне сказал бывший профессор. Конечно, ему нравилось учить детей. Нравилось смотреть на их успехи, старания. Это было как-то… правильно, просто. С учениками он чувствовал себя куда свободнее, чем где бы то ни было ещё.  Тем более ему было интересно находить ко всем подход. Наверное, именно поэтому многие считают Люпина хорошим психологом. Говорят, что он разбирается в людях. А он просто находит к каждому свою дорожку. Это очень просто, но большинство людей не хотят усвоить простую истину – с детьми по другому нельзя.  Если ты сумел завоевать их доверие и уважение, тебя будут слушать, и главное, к тебе будут прислушиваться. Может у меня в генах заложено быть учителем? Усмехнулся своим мыслям орденец. - Жаль, что все так обернулось тогда, два года назад...
-Жаль… - Согласился оборотень и вздохнул – Но с другой стороны… Я ведь и правда мог быть опасен для любого… Да и… вряд ли некоторые родители были бы довольны моей кандидатурой… Как и Министерство… - Люпин не стал переходить на личности, но он мог бы назвать как минимум пол сотни фамилий, обладателям которых его кандидатура бы явно не понравилась. Правда одна треть этих обладателей носят маски и метки… А Министерство… Это вообще отдельный разговор. Даже произносить это слово у Люпина получалось с неким недовольством, которое граничило с неприязнью.
— Вы никогда не задумывались о том, что бы могло случиться, если бы вы не уволились? — Внезапно проговорила Маэль, и Рем задумчиво пожал плечами
— Возможно, сейчас все было бы иначе. Я уверена, что жизнь была бы не такой опасной и мрачной. я знаю, вы бы не допустили того, что случилось в Хогвартсе за это время, пока вас не было.
На эти слова мужчина улыбнулся. Он и не ожидал, что о нём может быть такое высокое мнение у кого-либо.
-Конечно, я не всесильный, но… я безусловно старался бы защитить вас. Я может и не такой влиятельный, что бы перекрыть власть Министерства, но никогда бы не позволил, что бы в школе устроили такую диктатуру… Когда я слышал, что происходит в Хогвартсе в этом году… Я очень жалел, что я в данный момент далеко и не могу… помочь Пивзу – Лукаво улыбнулся бывший профессор. Да, с Пивзом у него были весьма своеобразные отношения, но при желании они бы могли договориться.
-А жизнь… жизнь была бы такой же опасной, с одной  лишь разницей… На вашей стороне был бы ещё один человек. Ну.. и может правила нарушать вам было бы немного проще… - Задумавшись, добавил мужчина. Лунатик никогда не был сторонником наказаний, ибо знал на своём же примере, что зачастую наказания совершенно ни к чему не приводят. Как нарушали дети правила, так и будут нарушать.
-А какой вид принимает твой патронус? – Неожиданно, даже для себя самого спросил Люпин. Тон был заинтересованный, да и улыбка уже не был такой грустной. Он всегда интересовался этой магией. А ведь весь отряд, который создали ребята, освоил данное заклинание. Так же Ремус знал, что патронус – это отчасти сформированный  подсознанием образ, некое отражение души. И ему было безумно интересно, какой же вид принимает патронус его ученицы.

— Я может и не такой влиятельный, что бы перекрыть власть Министерства, но никогда бы не позволил, что бы в школе устроили такую диктатуру… Когда я слышал, что происходит в Хогвартсе в этом году… Я очень жалел, что я в данный момент далеко и не могу… помочь Пивзу.
Профессор как-то заговорчески улыбнулся, отчего возле глаз появились едва заметные морщинки.
— На вашей стороне был бы ещё один человек. Ну.. и может правила нарушать вам было бы немного проще…
Маэль не могла не согласиться с этим. Ремус был именно тем человеком, который бы смог действительно стать отличным членом Отряда Дамблдора и, помимо прикрытия, учил бы множеству заклинаний и уловок.
— Иногда я слишком часто зацикливаюсь на прошлом... — вздохнула девушка. — Мне все время хочется узнать и предугадать, что было бы, если бы можно было подменить одни события другими, вернуться в прошлое, изменить ход вещей и исправить былые ошибки.
Время — такая неординарная штука... Если бы можно было им управлять, то сейчас все было бы по-другому. Не было бы столько жертв, не было бы войны и всей этой суматохи и паники вокруг.
«Но и не было бы ничего хорошего, что происходит сейчас...» — добавила про себя Спарк и снова задумалась. Что если бы Волдеморт умер окончательно, когда попытался убить Гарри?
— А какой вид принимает твой патронус? — спросил неожиданно Ремус, отвлекая девушку от странных мыслей.
Спарк напряглась и вспомнила тот самый первый раз, когда ей удалось вызвать едва видное светло-серебристое сияние. Сначала оно было бесформенным, но с каждым разом все четче приобретало образ животного. Раз на двадцатый этот образ уже был хорошо очерчен и подвижен.
— Когда у меня впервые получилось его вызвать — не бестелесный, а настоящий патронус — я подумала, что он был похож на волка, — рассказала Маэль, сделав маленькую паузу. — Правда, он был еще маленьким — совсем волчонком. Интересно, а патронусы растут?
Люпин слушал внимательно, не смея перебивать, и девушке стало жутко интересно, какой был патронус у учителя. А принципе, ей всегда казалось, что это оборотень, ведь патронус — это то, что отражает наша душа.
— Но присмотревшись, — продолжила девушка, — я поняла, что это маленький лисенок. Мне даже показалось, что он улыбался мне, хотя я знаю, что животные так не умеют... — Маэль чуть опустила голову, будто сказала что-то странное и совсем нереальное, как ребенок. — Это был один из самых лучших дней в моей жизни!
Спарк восторженно подняла голову и широко улыбнулась. У нее получилось вызвать настоящего патронуса довольно поздно — позже остальных. Жаль, что спустя пару недель, весь этот «кружок» накрылся, и она не успела посмотреть на другие патронусы.
— А что может значить лис? Встречали ли вы людей, у которых такой же патронус, как и у меня?

Ремус внимательно слушал Маэль. И это была настоящая и искренняя заинтересованность, совершенно не показная.
-Мне все время хочется узнать и предугадать, что было бы, если бы можно было подменить одни события другими, вернуться в прошлое, изменить ход вещей и исправить былые ошибки.
После этих слов Люпин улыбнулся, немного грустно взглянув на девушку, и покачал головой
-Ты знаешь... Время... это такой странный механизм... В нём одно исправляешь, а другое тут же ломается. Давно было доказано, что даже маховик времени не может изменить ход событий так, как нам бы хотелось. Ведь мы же не знаем, чем обернётся наш поступок, совершённый в прошлом. Быть может в будующем мы о нём пожалеем ещё сильнее, чем отом, что у нас сейчас есть? - Оборотень пожал плечами. - Во всём есть смысл и что-то хорошее... Если бы к вам не пришла преподавать Амблридж, например, то вы  упустили бы очень ценный урок... Возмождно, вы не взялись бы за изучение этих заклинаний,  а ведь они вам пригодятся. Возможно, если бы я... в своё время не стал... тем, кем я стал... - Проговорил Ремус, глянув в окно - Кто знает, может я был бы совершенно другим... Каждый наь поступок изменяет нас. Направляет куда-то... - Он чуть нахмурился, пытаясь что-то вспомнить, а потом посмотрел на гриффиндорку - Когда-то.. ещё в школе, на начальных курсах я читал книгу. Я сейчас и автора этой книги не вспомню, но суть сего произведения такова, что один человек читает книгу, историческую книгу о каком-то тиране. Этот человек, из прошлого, убивает, да и в общем делает ужасные вещи. Читатель думает, что будь он там, во времена этого тирана, он бы спас мир, убив его. И вдруг оказывается как раз в том времени. Читатель сделал всё, что хотел. Он спланировал свои идеи и действительно убил этого человека. А потом, он очнулся снова у себя дома с книгой в руках. Но в книге было совсем другое имя, и то, что было в изменённом прошлом, было гораздо хуже... По этому... ничего не стоит менять, Маэль. - Улыбнулся Люпин, тепло и с добротой.
Когда Люпин услышал о патронусе девушки, его лицо стало действительно счастливым. Казалось, он даже стал моложе.
-Лисёнок? Но это же замечательно! - Радостно проговорил он, и с улыбкой продолжил - Дело в том, что... некоторые волшебники.. Они остаются детьми.. нет, я не хочу сказать, что ты ребёнок - Поспешно добавил Рем - Просто. Просто душа, она не взрослеет. она остаётся открытой, доброй, светлой... Детской. Такие люди, как правило, верят в чудо, верят в добро и любовь. В свет. Они ждут только хорошее... А так как патронус, это прежде всего... некое отражение души, защита души, то оно воспроизводит тот образ, который спрятан в человеке. Если патронус предстаёт в виде маленького животного... в смысле... ребёнка. Котёнок, лисёнок, волчонок... то это и есть показатель детской души. Но эти патронусы очень сильные. Они светлые, потому что... дети ведь не знают, что такое горе, страдание, боль... это приходит уже потом. А эти патронусы.... Они... они сильные уже потому, что душа, которую они защищают, несёт в себе лишь свет. Она не знает плохого. И они отражают очень хорошего человека. - Мужчина тепло улыбался и открыто, без какой-либо льстивой нотки смотрел на Спарк. Нет, он ни одгого ложного слова не сказал. Люпин слишком много потратил времени на изучение этого заклиания. Теперь он и правда мог бы читать человека по патронусу не хуже, чем Трилони читает судьбы по чаинкам.
-А вот патронус лис... - Люпин задумался. Видел ли он такой патронус? Наверняка видел... Он стал перебирать состав Ордена Он вспомнил даже прошлый его состав. - Да - Соласно кивнул он - Я видел лисиц-патронусов... Редко, но видел... Как правило, этот человек совмещает в себе и ум и хитрость... Но редко вредит тем, кто вокруг него. Но... думаю не стоит забывать, что лиса хоть и безобидная с виду... но ведь укусиль может очень даже порядочно... - Задорно улыбнулся Люпин, вспоминая свой патронус. Его патронус волк... весьма боьшой и мощный, но одинокий... как и он сам. - А то, что животные не умеют улыбаться... Кто же тебе такое сказал? Просто, не все могут эту улыбку увидеть...

Девушка завороженно слушала речь профессора и не верила своим ушам: он один из немногих, кто не считал ее сумасшедшей или странной. Возможно, потому что, что Ремус был таким же, как и она? Каждый человек странный по-своему, просто один странности заметны — другие нет. А бывает, что какую-то способность или даже потенциал воспринимают как что-то нереальное, фантастическое — за странность.
— Иногда Чарли говорит мне, что мне нужен парень, чтобы я повзрослела, — засмеялась я, вспоминая, как в прошлом году подруга сватала ее с половиной Хогвартса. — Хотя она сама такая же.
Интересно, когда Чарли обычно отправляется в Косой Переулок? Может прийти сюда завтра? С ней наверняка будет Лаклейн — а ведь это его последний год в Хогвартсе.
Вспомнив о том, что девушка только что разговаривала с профессором и отвлеклась, она снова посмотрела на Ремуса и слегка улыбнулась.
— Наверное, Вы единственный, кроме меня, кто видит, как животные улыбаются. Это настолько необычно, что не обращать на это внимание невозможно. А никто не обращает... Может, разве что... Хагрид? — Последнее предложение прозвучало как вопрос, потому что девушка не совсем была уверена в том, что сказала только что.
А вдруг Хагрид действительно это видит? Он ведь способен разглядеть даже в самых уродливых животных что-то прекрасное и интересное.
Существовало очень много таких животных, которые на первый взгляд выглядели ужасно, но самом деле имели какую-то скрытую и своеобразную красоту. Фестралы, например... Девушка никогда их не видела, но много читала о них. Конечно, видят фестралов только те, кто видел смерть, но где-то в глубине души девушке хотелось бы увидеть их вживую, а не только на картинках книг.
— Вы когда-нибудь видели фестралов? — спросила Спарк у профессора Люпина, хотя заранее знала ответ.
«Конечно, он видел. Он пережил гораздо больше меня и видел то, о существовании чего я даже знаю!»
— Вы не могли бы описать их?
Наверное, благодаря Волдемонту, сейчас фестралов видит множество магов — очень мало взрослых людей, у которых никогда никто не умирал. Маэль про себя поблагодарила судьбу, что у нее все живы-здоровы, что ее родители будут в безопасности во время войны благодаря профессору Люпину. С другой стороны самой Маэль угрожала опасность, ведь она — магглорожденная.
«Грязнокровка!» — вспомнила девушка, как ее несколько раз обзывали слизеринцы.
На самом деле ей было глубоко наплевать на то, что о ней думали слизеринцы и как ее называли. В отличие от них, она никогда не делила учеников на факультеты, пытаясь в каждом разглядеть свои особенности: достоинства и недостатки. Люди не могут быть одинаковыми. Да, они похожи, но все же между ними есть различия. Различия, которых многие не замечают.
Но сейчас Спарк всерьез задумалась о том, что волновалась за всех, кроме себя. Она позаботилась о том, чтобы родители оставались под защитой, она не на шутку беспокоилась за Чарли и Лаклейна, ей было страшно за школу и за магглов, но не за себя.
«Надеюсь, все обойдется!» — отмахнулась от этих мыслей Маэль и посмотрела на профессора.

Знаете, почему я ненавижу сплетни и никогда не обсуждаю никакие ситуации из тех, что у всех на слуху? Ответ очень прост - я слишком рано поняла, что в тех слухах, что доходят до моих ушей, правды - в самом лучшем случае ноль целых две десятых среди прочего бреда. Любители пообсасывать чью-либо подноготную обожают так же приписывать произошедшим событиям и участвующим в них людям такие подробности, что волосы шевелиться начинают.
Но, знаете ли, то ли из-за моего пофигистического к сплетням отношения, то ли из-за того, что половине Хогвартса известно, что от эффекта большинства зелий моего собственного изобретения мадам Помфри не всегда находит противоядие, то ли ещё почему-то - никто и никогда не сплетничал собственно обо мне. Я ни разу не слышала, чтобы моё имя употреблялось кем-либо в совокупности с какими-нибудь нелицеприятными событиями. И никто никогда не передавал мне, что кто-то что-то такое не то обо мне ляпнул. Ни-ко-гда. До сегодняшнего утра.
Существует не так-то уж много слизеринцев, с которыми у меня хорошие отношения, а слизеринок таких и вовсе можно по пальцам одной руки посчитать. Это в крови, что поделать. Очень сложно становиться не обращать внимание на нашивки на мантии, когда студентки факультета древнего змееуста Салазара, которых я в лицо едва знаю, презрительно кривят губы в мою сторону только потому, что на моей груди изображён красно-золотой лев Годрика. Я честно стараюсь видеть во всех людях хорошее. Но, упаси меня Геката, в такие минуты я начинаю искренне считать, что единственное, что может быть хорошим в этих девицах - это перспектива вылить на их школьные мантии какое-нибудь особенно гадкое на вид зелье. И ещё для пущего эффекта данного результата ещё наложить закрепляющее заклятие. Чтобы не отстиралось.
Но с девушкой, которая была причиной моего сегодняшнего мрачного настроения (а если быть точнее, не совсем даже мрачного настроения, а скорее желания вцепиться когтями в глотку первого встречного) мы не перекидывались такими взглядами. Даже больше - когда-то давно, в детстве, мы общались. Я бы даже сказала, что дружили; такая, знаете, трогательная детская дружба. Потом она уехала в Хогвартс, где успешно попала на Слизерин, а через год я присоединилась к ней в школе чародейства и волшебства, но уже будучи студенткой Гриффиндора. Памятуя о нашей старой дружбе, мы даже общались поначалу, не обращая внимания на косые взгляды. Но постепенно всё это общение сошло на нет - слишком разными были круги, в которых мы вертелись. Но никогда между нами не возникало никакой неприязни. Мы даже с лёгкими улыбками кивали друг другу при встрече.
И я никак не ожидала того, что мне сказали нынче утром. Знаете, из разряда "Эмили сказала Диане, что Луиза сказала Веронике, что Сьюзен сказала Кристине..." И так далее. С четверокурсницей, которая через десять лругих рук передала мне слова Эйлин, я ранее едва перемолвилась словом. Но почему-то поверить в то, что Эйлин сказала о моих родителях - что-то вроде того, что мой отец явно ударился головой, раз такой уважаемый и талантливый волшебник связал свою судьбу с какой-то магглой - мне было совсем не сложно.
Поэтому теперь я стояла в школьном коридоре на третьем этаже, рассеяно прислонившись к стене. По расписанию у Эйлин был следующим урок в соседнем коридоре, а это кратчайший путь из подземелий. Мне нужно было поговорить со своей бывшей подругой. И, как знать, возможно, что ещё и выдрать ей пару прядей волос.

Все теми же пресловутыми бледными холодными пальцами вплетает в светлые волосы ленты цвета изумрудной травы, что только взошла на полях. Все теми же медленными движениями перебирает золотистые пряди одну за одной, создавая незатейливый узор с зелеными лентами в волосах. И пальцы привычно соскальзывают, обрывая несколько спутавшихся волос. Свое золото не жалко, только все равно морщится, недовольно глядя на тускнеющие пряди. Будто увядает с этой осенью, теряя надежды на что-то в будущем. И в отражении своем совсем себя не видит, будто и не она вовсе, а кто-то другой, с натянутой улыбкой, в белоснежной, слишком белоснежной рубашке и изумрудном галстуке, совершенно не подходящим к её холодным, голубым глазам. Но тут уже не попишешь, не поспоришь. Коли таков цвет её факультета, она останется в зеленом.
И на уроках сидела отстраненно, все ещё рассматривая класс, будто видела их впервые за долгое время. Темные, как на подбор, со своими мыслями и жизнями, планами и фантазиями. Все чистокровные, с безупречной репутацией и взглядом, которым можно резать бумагу. Она их любила, как ни странно. Своей странной, необычной любовью, скорее привязываясь к ним, становясь частью семьи. А это огорчало, ведь хотела быть эгоисткой, не хотела иметь связи с другими. А здесь попала в эту паутину. Все были один за одного, собираясь вместе в трудных ситуациях, прикрывая спины друг друга. Они тоже смелые, не вся слава достанется этим забиякам гриффиндорцам, снискавшим себе хорошую славу, обливая грязью Слизерин.
Собирая учебники, общаясь с преподавателем, Морта осталась одна посреди коридора. Не привыкать, любит бродить одна. Слишком много людей пугают, угнетают, давят своим эго на неё, на хрупкое создание с фарфоровой кожей и железной хваткой. А здесь можно дышать полной грудью, задумчиво проводя пальцами по губам, рассматривая узоры на окнах из паутины.
- Не знала, что гриффиндорцы ходят по одному. Да ещё и девушки, - немного с издевкой, но улыбаясь нейтрально, не позволяя перейти границу вежливости. Все-таки мы по разные стороны баррикад, а судя по виду девчонки Эйлин могла судить что у той были планы по чью-то душу. Интересно, действительно, по чью? Если бы была драка, Морта бы стояла в стороне, впитывая негативные эмоции, увлекаясь зрелищем. Она любила просто смотреть, просто молчать. Ведь от этого облик только прекраснее, нежели ты выльешь ведро яда на чью-то несчастную голову. Зачем так резко, так сразу? Она порционно раздает свое презрение, скармливая неосторожным птенцам, отравляя их существование хотя бы своим присутствием.
Бэд гёрл, во всех пониманиях этого словосочетания.

Стоило мне только встретиться взглядом с холодно-голубыми глазами Эйлин, как вся ярость, что была вызвана пресловутыми слухами, весь тот огонь злобы, что пылал в моей гриффиндорской душе, грозя спалить всё изнутри к Гриндевальдовому боггарту, - всё это внезапно обратилось в лёд. В лёд такого рода, что сковывал душу изнутри, холодными кольцамиобвивал сердце и делал меня хладнокровной. А хладнокровной я, со своим характером, не могла быть по определению. Почти никогда. Почти. Я с трудом вспоминала, когда в последний раз ощущала себя такой... бесчувственной, какой меня заставила сейчас чувствовать шестикурсница.
Я слегка коснулась рукой своих заколотых волос. Собирала волосы я крайне редко, но небольшой опыт, приобретённый мною в маггловском Эдинбурге, диктовал свои условия. Если есть риск ввязаться в драку, волосы должны быть убраны. В конце концов, девушк чаще всего норовят именно выдрать несколько прядей. Да и удобнее, когда у противницы распущены волосы - схватила за шевелюру, притянула к себе, и фактически обездвижила. Эдакий маггловский Петрификус Тоталус. Нет, вы не подумайте, я не была драчливой девчонкой; просто на каникулах я постоянно убегала ночами из дома на прогулки. Там, в Эдинбурге, у меня была своя компания. Близкими друзьями они для меня отнюдь не были, но с ними вполне можно было "оторваться". Они считали, что я учусь в закрытом пансионе для благородных девиц - том самом, который когда-то закончила моя мама. Я, конечно, не особенно стремилась их переубедить, но то, как я вела себя с этой компанией, должно было бы вызвать серьёзные сомнения в том, что меня действительно учат этикету. Ну да речь вовсе не об этом; просто несколько раз мы с одной девчонкой ввязывались в такие драки, что, возвращаясь под утро, я только лишь смиренно выслушивала от Лаклейна занудные лекции про то, как я выгляжу и то, какой образ жизни я веду. Да-да, вы не ослышались - я смиренно выслушивала лекции. Потому что кровоподтёки на бледной коже мой незаменимый и уже совершеннолетний на тот момент братец благополучно скрывал с помощью магии, чтобы родители не вставили мне наутро пистонов.
Эйлин, когда мы остались в коридоре одни, с лёгкой улыбкой, но холодным голосом вслух удивилась, что гриффиндорки ходят в одиночестве. Я с шумом выдохнула.
- Не равняй на себя, - проговорила я, не узнавая своего голоса. Он был непривычно холодным, совершенно безэмоциональным. И даже пресловутый шотландский акцент в эту минуту куда-то исчез. - Я полагаю, у тебя есть свободная минутка, Эйлин?
Ну почему слизеринцы такие? Мне никогда этого не понять. Не все, разумеется, но большая часть из них... Просто невыносимы. Почему мы перестали в своё время общаться с Эйлин? Главным образом потому, что между нами исчезли точки соприкосновения. И из-за того, что мы слишком по-разному относились к людям, вот что. Ведь с Наоми, которая тоже носила на груди эмблему Салазара Слизерина, мы остались подругами, и подругами близкими. Да и вообще уже несколько дней многие студенты Хогвартса порываются узнать, а правда ли то, что Шарлотта Макрив встречается с Питером Харпером? Словом, нетрудно было понять, что я с лёгкостью общалась с представителями змеиного факультета. Не только с лёгкостью, но с огромным удовольствием... А с Эйлин это всё куда-то пропало. И это было обидно до жути. И ещё обиднее было то, что повернуть время вспять я не могла... Да и не было в этом, в общем-то, ни малейшего смысла.

За окном листва кружила хороводы, то поднимаясь ввысь, то падая на самую землю, ударяясь об еще не высохшую траву. Как много поменялось в жизни Драко и как мало это отразилось на всем остальном мире. Всем всегда плевать на тебя, кем бы ты не являлся, чтобы ты не делал, все равно про тебя забудут, наплюют и вычеркнут из жизни. Осмотрев свою новую комнату, наследник древнего рода улыбнулся одними уголками губ, все-таки неплохо было быть старостой факультета, отдельная комната всегда была огромным плюсом во всех отношениях, а в этом году ему и вовсе досталась практически огромная комната, да еще и с окном, что в слизеринских подземельях было большой редкостью.
Поправив на пальце фамильное кольцо, парень прошел к кровати, присаживаясь на ее край. Только в подземелье можно было спокойно разговаривать о своих проблемах, но даже в нем нельзя было поднимать рукава, хотя трудно было не заметить, что некоторые из его однокурсников, как и он, носят на предплечье повязку. Только в собственной спальне можно было ее снять, чтобы как следует рассмотреть результат собственной слабости, но больше все же результат трусости собственного отца, который был готов подставить под удар сына, лишь бы не лишиться жизни самому. Где-то в глубине души Драко его понимал, но принимать этого не хотелось, просто не было сил. Предплечье постоянно жгло и болело, но больнее было от того, что это все не его выбор. Да, может быть он, как и земноводное, каждый вечер засыпает, а каждое утро просыпается с мыслью о Поттере, но его мысли, черт возьми, не имеют ничего общего с мыслями, а уж тем более идеями Темного Лорда.
Развязав повязку и откинув ее на тумбочку, Малфой лег на кровать, прикрывая правой рукой глаза. Год начался отвратительно, но чувствовалось, что то ли еще будет. Почему-то Драко казалось, что впереди его ждет еще очень много всякого дерьма. Одно задание от Темного Лорда чего стоит. Как ему убить старикана? Зачем ему вообще его убивать? Да, конечно, директор, как и все люди в солидном возрасте, был довольно надоедливым, да еще и это его буквальное поклонение Гриффиндору, но убивать… Это было так нелепо и некстати, что раздражало до глубины души.
Послышался щелчок двери. В комнату к Малфою могло заходить очень ограниченное количество людей и все они, естественно, знали о нем все, включая и метку на левом предплечье, но осторожность никому не помешает. Особенно тем, кто решиться войти в комнаты старосты без стука, ибо с заклинанием забвения у Драко не очень хорошо – стирает почти всегда больше, чем надо.
Хорошая реакция позволила быстро схватить палочку с тумбочки и направить ее на входившего в комнату. Такой реакции могли бы позавидовать даже лучшие авроры, вот что значит жить с вечной угрозой для жизни.
- Ааа, Морта, - на губах появилось подобие улыбки, а волшебная палочка снова легла на деревянную тумбочку,- Закрой дверь поплотнее, не хочу, чтобы кто-нибудь еще увидел то, что не нужно видеть, иногда даже нашим не стоит доверять,- последняя фраза была произнесена с какой-то тоской. Это действительно было обидно, что ты можешь доверять только очень ограниченному количеству людей, да и то, даже их иногда приходится проверять,- Соскучилась?- спросил Драко, когда входная дверь оказалась плотно закрытой, выражение лица парня стало абсолютно другим, более довольным что ли, более дружелюбным.

- А с чего ты взял, что это я? Может это Поттер, налакавшийся Оборотного зелья, в юбке, а? Или ещё кто..? Ты же такой популярный, - хмыкнет, закрывая дверь за собой, на ключ, чтобы наверняка. Истина, Малфой, какого черта даже палочку наставляешь? Пора бы уже научиться отличать её шаги от остальных. Или хотя бы по запаху духов. А то так грубо, когда на тебя нацелена палочка, а ты пришла вся такая хорошая, пассивная, добрая. – Да ладно. Все же свои.
Упадет в кресло, драматично откидываясь на спинку, прикладывая руку ко лбу. Устала притворяться, устала быть сегодня снова типичной Мортой. Она просто устала от этого общества, мечтая наконец показать истинное лицо. Обнажая душу. Именно Малфой был тем, кто давал ей сил ещё жить, ещё существовать в этом мире лжи и глупых попыток сопротивляться Темному Лорду. Нет, Морта не была его ярой фанаткой, но и не доверяла директору, Министерству. Она уже давно перестала кому-либо доверять, кроме себя. И даже солидарна с Малфоем в том, что лишние уши и глаза будут только мешать. Они ведь разговоры ведут на взрослые темы, не обсуждая то, как проходят лекции. Уже давно не дети, ещё не взрослые, но уже принявшие на свои плечи ношу старших, расплачиваясь за ошибки родителей, учителей, кого-то ещё. Очень раннее взросление, хотя им только начинать надо жить. Только развиваться, чтобы строить свой мир, со своими взглядами на жизнь.
- Все может быть, - накручивая волосы на палец, изучая его комнату. А что, тоже не против того, чтобы жить в гордом одиночестве, в собственных апартаментах, где комнату позволено закрывать на замок и запрещая всем входить. А правда, что она тут делает? Скорее всего прячется от других, считая их слишком грубыми, слишком низменными и пустыми для общения на «ты». Скорее будет к ним как обычно улыбаться, кивать и мять в руках теплый воск, сотворяя очередную восковую куклу-вуду. У неё ведь целая коллекция таких кукол, с разными запахами, с запекшейся кровью, с торчащими иглами из головы, рук, сердца. Любит так делать на досуге, не рискуя вдыхать в кукол жизнь, опасаясь за то, что её вычислят и запретят заниматься этим. – А что ты? Боишься, что кто-то придет, коли так резко реагируешь? Что-то не так? Или ты ждал кого-то другого? Хотя знаешь, не важно. Пришла я.
Даже не поворачиваясь к нему лицом, оно ей надо? Проще говорить так, глядя в никуда, рассматривая узор на стенах, проводя руками по бархату кресла. Любит текстуры приятные для прикосновений, слишком любит удовольствие, чтобы ограничивать себя или что-то запрещать. У Морты словарный запас, как оказывается очень ограничен словами «пошло, грубо, продолжай». Хотя ведь много чего читала. Например роман Шарлотты Бронте – «Джен Эйр», прикидывая для себя её образ. Но увы, отторгала сразу, понимая, что такой чистой любви ей не видать, хотя бы от того, что она замарала свои руки другими вещами. Например, лестью, ложью, двуличностью. Чем ещё..? Всем. Хотя бы собой.
На деле, Морта не такая уж и красавица, коей её описывают злые языки, считая, что как только платье падает на пол, как вся мужская половина населения становится подли Эйлин. Ложь все это, она просто хорошо целуется и умеет говорить на темы, нужные парням. И о политике, и о праве, и о квиддиче. Просто дай ей тему, она все расскажет, как сказку, усыпляя, успокаивая. Научилась у матушки вести себя, как домашняя девочка, чтобы потом требовать что-то себе взамен.
Малфой был немного другим, чем остальные одногруппники. С ним хотелось разговаривать о смысле жизни, ему открывала себя без опаски, нуждаясь в том, чтобы кто-то видел пустоту в её груди. А он же видел, её всю. Все изъяны, которые Морта и особо не скрывала, показывая свой эгоизм, свою ветреность, свою слабость. Он просто знал все, что Эйлин скрывала от остального мира. И ей этого было достаточно, ибо свято верила в то, что Драко \первый раз за все время по имени назвала\ будет продолжать держать свой язык за зубами.
- Слушай, у меня кажется проблемы. Только не думай смеяться, - вот как ему сказать, что почти переспала с Джи? Может так: «Малфой, я тут едва Уизли не затащила в койку..» или лучше так «Меня Уизли совращает, а я не могу ей сопротивляться». Черт, кто бы мог подумать, что все закончится вот так?
Повернется к парню, отмечая про себя, что он как всегда безупречен и что ему правда идет улыбка. Чаще улыбайся, Малфой, люди ведь любят идиотов. А Морта так вообще на них падкая. И его метка на руке притянет взгляд своей могильной тьмой. Черт, она же тоже когда-то хотела метку, мечтала о том, как будет целовать руку Лорда, как станет преданной ему ведьмой. Вот только, увы, не всякая дама будет достойна метки. Лениво поправит волосы, все ещё гуляя взглядом по обстановке, кровати, нарушая тишину своим голосом, - Мне, кажется, слишком сильно нравится одна девушка. Фамилия начинается на «Уи» заканчивается «зли». Слишком нравится.

Поттер.
- Если бы ты была Поттером, то на твоем очаровательном личике сейчас бы была какая-нибудь дурацкая гримаса,- ухмыльнулся Малфой, откидываясь обратно на кровать и даже почти закрывая глаза. Но одна мысль остановила от этого действия. Поттер. Его всегда было слишком много в его жизни и голове, а последнее время он слышал о нем буквально в каждой фразе, даже там, где его и в помине не было. Совсем печально.
- Пришла ты и я этому рад,- улыбнулся, поворачивая голову в сторону голоса девушки. Обидно, не было видно ее красивых черт личика, оно всегда нравилось Малфою, он мог его часами изучать, просто любоваться. Морта была его любимой, и тут можно было бы поставить точку, но им не сложилось стать друг для друга просто любимыми. Она была для него любимой отдушиной, человеком, который знал Малфоя неформального, иногда расстроенного, иногда громко смеющегося (за просмотр такого Малфоя вообще почти все могли получить авадой между глаз), но она знала его. И Драко это нравилось, должен же был быть человек, который мог прочитать его. Во всяком ту часть его, которая была открыта, некоторое внутри он не открывал никому, даже себе,- Ты же знаешь, что я последнее время немного дерганный, все долбанное лето находить в одном поместье с Темным Лордом,- нервно усмехнулся, даже слишком, учитывая, что зубы были плотно сжаты. Отчего-то при упоминание о земноводном темная метка начала слегка щипать. Мерзкий тип даже не хотел, чтоб его имя использовали в дурном контексте, поэтому так наказывал своих приспешников. Хотя последнее явно не относилось к Драко. Он был скорее вынужденным носителем дурацких знаков.
- Проблемы?- Малфой недоверчиво посмотрел на спинку кресла, как будто пытаясь в ней увидеть какие-то изменения, которые по идее должны были сейчас произойти с Мортой. Даже на локтях на кровати поднялся,- Морта, я так часто смеюсь, что боюсь не смогу сдержать этого порыва,- сухо улыбнулся, чуть ли не протягивая руки к палочке, чтобы развернуть девушку к себе. По тону было предельно ясно, что все сказанное является сарказмом и слизеринка это прекрасно понимала. А еще она должна была знать, что ее проблемы с легкостью могут стать сначала проблемой слизеринского старосты, а потом и человека, который эти проблемы создал. Драко все делал просто- никому не позволял обижать людей, которые были ему дороги. Очень не стоило попадаться на его пути, а тем более под горячую руку.
Наконец-то Морта повернулась.
- О, Салазар, что это, Морта я вижу тень смущения на твоем красивом личике,- улыбнется, а потом нахмурится, услышав все, что ему скажет самый близкий человек,- Лучше бы ты не говорила фамилию или сказала ее целиком, а так у меня остается надежда, что Уиндзли или Уиризли,- и снова в голове одно…
Поттер.
Морта такая смешная, она может признаться в своей привязанности, не боится открыться Драко, даже учитывая, что это гриффиндорка, да еще такая жутко надоедливая. А сам Малфой… Он так привык всем врать, что даже получилось себе врать. Причем себе это удавалось делать даже лучше всего. Мастер лжи, если бы раздавали награды, то это стопроцентно досталось бы ему.
-  Ты хочешь услышать от меня одобрение?- слизеринец снова повалился на кровать, изучая белоснежный потолок,- Не могу тебе его высказать, мне она никогда не нравилась,- криво улыбнулся, как будто ему вообще кто-то из гриффиндорцев нравился. И снова в голове…
Поттер.
Сколько можно? Это уже походило на странную одержимость, которая грозила перерасти в безумие. Как убедить себя, что плевать и все равно? Как в это поверить?
- Но ты не я, Морта, ты гораздо лучше меня,- а он ведь и, правда, так считал. Считал, что сам уже давным-давно пропащая душа, где-то с рождения, когда укутали в одеялко с витиеватой «М» на гербе,- У тебя есть свобода, есть выбор,- отвернулся от девушки, чтобы она не увидела сожаление и тоску в его глазах, хотя было довольно глупо их вот так скрывать, они были слышны в голосе.

А этот день был прожит не зря, хотя сотни других были вообще ни к черту. Уже осталось каких-то два года, и покинут дети стены замка, оставят Хогвартс навсегда, постепенно стирая в памяти такие мелочи как пароли от гостиной или тайных проходов. Это все уже начинает отходить на второй план, когда не стремишься особо узнать замок лучше, предпочитая отмалчиваться в библиотеках с умным видом читая книги по зельеваренью. Все становится мелким и скучным, когда тебе шестнадцать лет. Хочется поскорее стать взрослым, ощутить эту свободу, эту радость жизни, восторг того, что ничего тебя не ограничивает. На самом деле это ложь. Становясь взрослым, на каждого ложится обязанность блюсти закон, соблюдать порядок, держать марку, имидж. Нельзя дурачиться, нельзя сходить с ума, прикидываться дураками или глупцами. Этого уже ничего не позволено. И ты становишься пустым, одиноким, серым созданием, живущим от начала до конца рабочего дня. Только сейчас, в эти шестнадцать лет, можно жить от рассвета и до рассвета, раскрывая все тайны ночи, растворяясь в жизнь, напиваясь до полуобморочного состояния. Жизнь должна идти сейчас, в этот настоящий миг, а не откладываться на потом.
А что была жизнь для Эйлин? Хотя бы один знал её так, чтобы твердо сказать, что у неё вообще на уме кроме помады и ободочков? Никто. Ничего. Не знал. Она слишком сложная для понимания, вечно меняющаяся, не способная быть постоянно рядом. Ветреная особа с Севера, с такими же холодными пальцами и удивительно жаркими речами. Но только необходимо было стать ближе к Морте, чтобы слышать её. Она ведь вся такая скрытная, задумчивая, бессовестная. Даже не наблюдалось смысла что-то требовать от неё, чего-то спрашивать. Всегда натыкались на одинаковую реакцию – равнодушный взгляд голубых глаз.
- О да, целое лето провести так, бедный мой мальчик, - без сарказма, правда-честно. Совсем без этой занозы в прекрасных речах Эйлин. Она тебя даже могла бы пожалеть, если бы не знала, как ты относишься к тому, когда тебя жалеют. Мы же темные, друг мой. Нам жалость должна быть чужда. В наши прямые обязанности входит презирать слабость и уважать силу. И мы с тобой уважаем эти чувства, позволяя за закрытой дверью обнажать души, показывать, как нам больно, как страдаем от каких-то низменных проблем. Морта знает твою проблему, вечную, преследующую тебя по пятам. Поттер.
Она честно, его в душе ненавидела, так как жутко ревновала, что он бывал в жизни Малфоя на два или три раза чаще, чем Эйлин. И здесь не было виноватых, разве что судьба, которая не позволяла Морте быть слишком часто рядом с другом сердца её ледяного. Просто так получалось и от этого Морта, порой, слишком злилась на Поттера. И вечно он был виноват. Во всем, что происходило в замке, в их жизни, в жизни Эйлин. Виноват и точка. Морта его приговорила к пожизненному обвинению во всех грехах земных и не ждала оправдания.
- Какое одобрение? – возмущенно так. Он что, ждал, что девушка попросит его благословления на то, чтобы переспать с рыжей? Да боже упаси, Драко, дорогой. Не за этим ведь пришла, уж точно не за этим, - я хочу услышать то, что я глупая женщина, падкая на красоту и прелести женского тела. И что спать с такой как она отвратительно. Но никак не одобрения, Малфой!
С укором будет смотреть, наблюдая как парень отвернется. Она бы пожалела его, мягко переплетая пальцы, проводя рукой по светлым его волосам, рассказывая то, чего Малфой хочет слышать. Но ведь не дети. И жалости не должно быть, равно как и трусости. А все это было, уж в Морте точно, и причем сполна.
- Ага, не нравилась. Я даже знаю почему. Она не я, - выставляя напоказ эгоизм и самовлюбленность. Боже, она сейчас отыщет зеркало и будет восхвалять себя саму, не нуждаясь в комментариях Малфоя. Хотя от его объективной оценки не откажется совсем, даже поощрит как-нибудь, - а она запала мне в душу. Хотя ладно, кому я лгу? Я не знаю что со мной? Видеть её слишком для меня. Начинает колотить, хочется быть рядом с ней, сжимать её руки, заводить за спину. Доставлять ей, - та самая драматичная пауза Морты, во время которой облизывает алые губы. Это её больная привычка, - боль. Или нет? Иногда хочется заботиться о ней, прятать от назойливых взглядов. Я же вижу, как на неё смотрят.  Хочется всех их убить.
Бессильно закроет глаза, скрещивая руки на груди. Малфой, скажи, что Морта просто дура, если так себя ведет. Тебе же можно, знаешь. Вообще, вам можно все. Но сегодня особенно. Сегодня она даже не опротестует всякое твое слово не из низменного страха, а от бессилия. Всему виной Поттер, мать его.
- Я лучше? В каком же, прости, месте? Свобода, выбор… Моя свобода ограничена рамками фамилии, рамками чести и достоинства. Хотя ладно, на мне нет метки, но это не делает меня лучше тебя, - с тяжелым вздохом, будто камень на груди. Дорогой, мы оба отрицательные герои и среди нас нет кого-то лучше. Только плохие, только хард-кор.
- Я устала, понимаешь? Устала от этих мыслей, от глупых студентов, Драко, устала.
Знаешь, она бы даже пустила слезу, вот только считала это недостойным занятием, отдавая предпочтение молчанию. Она же сумасшедшая, Малфой, и как ты выдерживаешься её? Самой себе Морта была порой слишком противна, слишком мерзкой казалась. Но потом это проходило, все проходило и оставалась безграничная самовлюбленность и эгоизм. Боже, как Морта восхваляла человеческие пороки и страсти. Это было святым. Тем, что берегла как зеницу ока, наблюдая, как люди растворяются в собственных пороках, как позволяют лени, эгоизму, похоти захватить себя.
- Малфой, - капризным голосом, на ухо, присаживаясь около кровати, - почему все вокруг такие дураки, а? У меня от них голова начинает болеть.

- Она не ты,- улыбнулся окну, расположенному напротив кровати, Малфой. Она просто мерзкая гриффиндорка, которая может постоянно находиться рядом, непринужденно общаться, ловить на себе его взгляды, смеяться над его шутками. Интересно, о чем он шутит? О Малфое? Или слишком много чести?
Драко потер глаза, отгоняя мысли о шутках Поттера, но монолог Морты не позволил мыслям ускользнуть окончательно. Было чувство, как будто Эйлин сейчас описывает слизеринского старосту и знаменитого гриффиндорца. Даже пару раз хотелось вскочить на кровати и переспросить, а действительно ли она про мерзкую мелкую Уизли. Это было так похоже на них. Драко тоже хотелось иногда спрятать Поттера в какой-нибудь чулан, чтобы только он мог туда приходить и видеть его, его дурацкий шрам и зеленые глаза. Отвратительные зеленые глаза. Хотя, чего врать… Они были просто нескончаемо надоедливо всепоглощающе…. Ужасны. Ложь это единственное, что у него осталось. Ложь была с ним всегда, оберегала его от многих печалей и невзгод, была ему чем-то вроде спасительного круга. Не знаешь, что сказать- ври, не умеешь молчать- ври, боишься- ври, ненавидишь- ври, любишь- ври! Всегда ври, даже сам себе, даже, когда никого нет рядом, никто не может проникнуть в твое сознание и понять все- все равно лги. Это самое надежнее оружие, которое поможет спастись от разного рода травм. Особенно ложь себе. Самый мерзкий яд, который одновременно являлся очень сильным лекарством, спасающим от самобичевания или самоуничтожения.
- Понимаю,- тихо ответил Драко, наконец-то убирая руки от лица. И он действительно понимал эту усталость. Как будто они не были обычными школьниками, как будто уже прожили целую жизнь и сейчас, сидя в своих комнатах, рассуждают, как тяжело все было в их долгой и тяжелой жизни. Но ведь нет! Им всего по шестнадцать- семнадцать лет, а за плечами столько всего, что хватило бы даже на две, пожалуй, жизни. Просто они слизеринцы с рождения, а этот крест нести нужно было с самых пеленок. Разученные улыбки на светских приемах, вызубренные фразы для пожилых леди на праздничных балах, отточенные движения волшебных палочек для магических дуэлей. Из них растили высший сорт, даже не давая права на то, чтобы быть отбракованными. И в этом была главная беда.
Почувствовав, что Морта переместилась к кровати, Малфой сначала даже не пошевелился, только чуть-чуть подвинулся на кровати, давая ей простор для движений и действий. Хотя она бы и так его нашла, это же Морта. Но фраза девушки заставила все-таки повернуться, даже с чем-то более менее похожим на улыбку.
- Потому что ты тоже дура, Морта, - притянул к себе, обнимая левой рукой, оставляя темную метку где-то позади, не видя сам, не давая видеть ее девушки,- А я дурак,- это было слишком самокритично даже для Малфоя, но почему-то сейчас чувствовалось именно так. Повернувшись к слизеринке лицом, Драко по привычке начал рассматривать ее аккуратные черты лица, это был его собственный метод успокоения, который выявился вполне случайно. Просто это закон, когда смотришь на нечто прекрасное, будь то огонь, вода или глаза Морты, то все тоскливые и ненужные мысли куда-то уходят, растворяются просто в воздухе, затягиваемые этим самым прекрасным.
- Кстати о том, где ты лучше…- Малфой произнес эти слова так спокойно, плавно и тянуче, как будто хотел сохранить какую-то интригу, хотя ее как таковой не было. Парень уже много раз говорил Морте о ее достоинствах, иногда о недостатках, так что интрига была изначально обречена на провал,- Ты лучше здесь,- Драко провел пальцами по щеке девушки, указывая на ее лоб, а потом, бережно поправляя белокурые волосы, выбившиеся из прически,- Здесь,- пальцы спустились в вырез блузки, спускаясь к груди и указывая на сердце. Наверное, только он мог так нагло и безнаказанно трогать Морту без всякого намека на секс. Пока что,- И здесь,- пододвинулся вперед, целуя девушку в губы,- Да ты вообще идеальна, Морта!- сказал это с таким удивлением, как будто узнал об этом впервые, а потом все же не выдержал и заулыбался. С ней он, пожалуй, даже слишком часто улыбался. Людям, наверное, нужны улыбки, чтобы не стать в конец холодными и черствыми, не потерять остатки человечности.  Драко ни с одной девушкой так себя не вел.
Обняв Морту за талию (а так не хотелось прикасаться к ней этой чертовой меткой), Драко положил ее на себя, теперь снизу смотря на нее. Так и хотелось сказать: «Забери все эти мысли, ты же знаешь, что мне они ни черта не нужны. Пусть другие думают об этом Поттере, а мне и так проблем в жизни хватает». Но Малфой молчал, просто смотрел в голубые глаза, гладя слизеринку по спине, талии и попе. Последняя, к слову, была очень притягательной и сводила с ума не один десяток парней, особенно, когда Морта спешила куда-нибудь на каблучках.

А все-таки Морта удивительная девушка, с какой бы стороны на неё не смотрели. Всегда найдет что сказать, как посмотреть и что сделать, чтобы стало хорошо. Помнит ведь наказы родной матушки, что женщина в первую очередь должна уметь говорить, а уже потом ублажать мужчину. Хотя, как заметила Морта, в современном обществе не особо принципиально, в какой последовательности ты выполняешь эти функции. И что Эйлин? Она следовала своим принципам, сначала покажет интеллект, рассыпая красивые слова, затем уже ляжет рядом, постепенно сбавляя тональность, переходя на интимный шепот, касаясь кончиками пальцев шеи, рисуя на груди неведомые картины, уходя в себя. Она привыкла засыпать в тебя на плече, как змея, пригретая. Хотя бы перестает видеть эти ненавистные сны о рыжей, о её улыбках и смехе. Забывает рядом о мелочах жизни, оставаясь настоящей Мортой.
- Не хочу быть дурой. Не хочу, чтобы ты был дураком. Кто это придумал? Неужели, мы правда так похожи на них? – рассматривая Малфоя, будто вообще видит его впервые. Все меняются, совершенно все. И взгляды меняются, и слова, и даже интонация. Но её Малфой /именно её, все же не претендует на звание любящей супруги или девушки, но тем не менее считает кем-то своим и близким/ оставался собой. Несмотря на прошедшее лето, несмотря на метку. Все как и раньше, когда она сидела с ним в бархатных креслах в гостиной до позднего вечера, как и раньше смеялась слишком громко. Грустно, что не вернуть того времени, когда Малфой был не так обременен тяжелой ношей Пожирателя. Даже на минуту мелькнула мысль о том, чтобы как-то разделить его участь, чтобы помочь, облегчить. Но увы, Морта больше чем уверена, что ничего не получится. Все же, Малфой был Малфоем не только по фамилии, но и по крови. А что это значило? Что гордость не позволит принять помощь слабой и беззащитной женщины.
Кстати, здесь следует сделать отступление и воспеть эту самую слабую женщину. Она же такая все Морта, следующая легендам своей фамилии, что если бы её кинули в темную комнату к, пускай, десяти головорезам-некрофилам, озабоченным лишь тем, чтобы кого-то зарезать и трахнуть, Морта бы вышла через пять, хотя нет, лгу, через двадцать пять минут. Живая, целая и невредимая. Под ручку с этими самыми мужиками. Это врожденная способность выживать в любых условиях, стремиться устроить себя так, чтобы с максимальным комфортом и без вреда для здоровья. Вот такая из неё женщина получилась, способная на многое, но не рискующая просить помочь Малфою.
Но с удовольствием отдается в его руки, как домашняя кошка, не опасаясь подвоха, удара, предательства. Ведь за закрытой дверью можно говорить почти все, о чем думаешь, на полутонах. И никто не услышит, кроме дражайшего старосты. Никто не будет смотреть осуждающе, только потом за спиной будет слушать ропот толпы. Ох уж это общество, осуждающее её поведение. Её правда считают падшей девушкой? Интересно, а кто-то может перестать обсуждать поведение Морты. В конце концов, она Малфоя ни у кого не уводила и не слышала о том, что у него уже имеется невеста. Да и в любом из этих случаев, уверена на более чем 90%, что он бы не прогнал, позволяя ей проводить здесь ночи. Но вот будь у него жена. Хм, неужели Морта бы осталась в роли любовницы? А потом, когда и сама обзаведется семьей? Что тогда произойдет? Они будут друг другу вежливо кивать при встрече и улыбаться, будто ничего никогда не было? Или все же оставят все как прежде, встречаясь тайно, выкладывая на стол все карты, рассказывая о семье, детях, работе и о том, как устали от них всех. Правда, что бы было в таком случае?
- Тоже мне, Америку открыл, - улыбаясь довольно, как кошка, перед которой стоит сметана, а она все ломается, оттягивая удовольствие, - будто что-то могло измениться за /любой срок, который больше придется по нраву/.
Ляжет удобнее, склоняя голову на мужественную грудь Малфоя /признаться честно, на этом моменте пробило на ха-ха/ мягко касаясь пальцами его губ, очерчивая контур. Какая она все-таки стала романтичная и милая. Раньше за собой подобной пакости не замечала, отдавая предпочтение животным инстинктам, грубости. Ей нравилась прежняя жизнь, но надоела. Вероятно, пришла запоздалая необходимость в первой любви, теплых словах и прочих телячьих нежностей. И что сказать? «Малфой, я хочу кино, вино и домино?» Или с опозданием на пару лет: «А где мои конфеты и цветы?». Смешно все это, очень смешно.
- Что мне делать, а? Может убить её и дело с концом? – тихо, касаясь губами шеи. Она же любит, осторожно, будто лезвием по коже, шептать какой-то бред, пока ты улыбаешься, глядя на Морту, такую всю… Типичную. Увы, чтобы как-то иначе её охарактеризовать не находится слов кроме «типичной». И не стыдно тебе, старосте факультета позволять вам такой? Интересно, а если сегодня Морта будет ломаться и секса не будет, он оштрафует её, снимая очки с факультета? И как обоснует? Не дала старосте? Ночью совращала старосту? Черт, прям даже не знаю.
- Ладно, в задницу эту Уизли, я скучала, - нежно прижимаясь к Малфою, целуя, так трепетно, будто впервые в его руках, будто он её первый мужчина /кстати, на досуге надо поразмыслить на эту тему/. И вообще, о каких рыжих может идти речь, когда мечта половины женского населения школы сейчас беззастенчиво лапает задницу Морты? И пускай продолжает, ведь совсем не против, скорее наоборот. Одобряет всякое нахальство.
Все-таки, Морта хорошая.
Точно.

Малфой улыбается. Странное дело, он всегда рядом с ней улыбается. Сидит ли она рядом, ковыряется в ингредиентах зельях или целует его у на широкой кровати в комнате старосты факультета, улыбка неизменно играет на его тонких и бледных губах. Наверное, рядом с ней он бьет свой максимум улыбок. Странное это дело, ведь она не говорит ничего смешного, не обещает, что в будущем все будет замечательно и мир станет добрее и светлее. Она просто рядом и все становится немного лучше, но именно этого немного хватает для того, чтобы ему стать лучше. На чуть-чуть, на несколько секунд, пока ее рука касается кожи, пока взгляд устремлен на его губы, ловя все его реакции. Она знает его и почему-то это не пугает, хотя сейчас должно пугать все, что касается его изнутри.
-Убить?- Драко вроде как даже оживляется, будто это является и совершенно не плохой идеей для него самого. Хотя, на самом деле, они оба понимают, что бредовее всего этого невозможно ничего придумать.Какое убийство в стенах Хогвартса, что за чушь вообще? Да и убить Поттера будет немного проблематично, все-таки Темный Лорд потом сожрет его (Малфоя же) заживо за такую своевольность, непозволительную рабу. Да, старосте Слизерина, а по совместительству самому молодому из Пожирателей смерти явно виделось, что темное земноводное видит во всех них рабов, которых можно кидать куда угодно. И самое печальное (а может быть и страшное) было то, что тот, кто это понимал, жил отнюдь не долго. Возможно, Малфою уже нужно было зачеркивать дни в календаре до расправы над собой. Но об этом можно было подумать потом, а сейчас на нем лежала самая красивая девушка Хогвартса. И так думал не один он. И это бесило, что не один он видит какая Морта идеальная. Наверное, именно поэтому он злорадно улыбался, когда какой-нибудь глупый мальчишка с другого факультета подходил к ней с надеждой получить что-нибудь, хотя бы взгляд или долю ее очарования. Но очарование было только для Малфоя, и то не всегда, а взглядом Морты можно было убивать иногда, так что пусть получают его сполна. Она его. Невербально, незаконно, но когда она оказывалась рядом, где-то внутри просыпался собственник, который не хотел ни с кем делиться ни этой красотой, ни этим острым умом. Просто держать ее в руках, чувствуя под пальцами пульс на ее сосудах, пронзающих все прекрасное тело. Драко мог дать ей все и ничего. И из-за ничего боялся давать все. Зачем вовлекать в сети кого-то очень дорогого и ценного, человека, которому никогда не найдешь замену? Это было бы по крайней мере глупо, а слизеринский староста никогда не отличался глупостью. Расчетливость- это его черта, да. Поэтому он и рассчитал, что хочет, чтоб Морта была рядом, но не хочет делать ей больно. Так и вышло. Но почему все равно казалось, что каждый неверный его шаг приведет к ее боли? Не хотел ведь, а мог сделать против своей воли. И этот Поттер... Может и хотел рассказать, что это наваждение в голове сводит его с ума, но очкастого гриффиндорца и так было слишком много в жизни, не только мысли наталкивались на него каждый день и чуть ли не каждую минуту, но и сам Малфой. Поэтому не расскажет, не хочет делать больно себе (снова) и ей (как обычно). Сегодня пусть все будет как-нибудь по-другому. Нежнее что ли. Как будто они есть друг у друга, а дальше нет совершенно никаких забот и мыслей. Как будто весь другой мир стал по другую сторону жизни и ему никогда до них не дотянуться. Утопия? Да, конечно, именно она, но как иначе, когда хочется просто вздохнуть свободно, ощутить собственный выбор. Сегодня Драко выбирал ее, свою Мортед.
-И я,- тихо отвечает, даже не удосуживаясь сказать слово "скучал", может, потому что самому кажется, что он не умеет скучать или просто не создан для этого. Но ведь скучал, как не крути. Пальцы не спеша вытаскивают заправленную в юбку блузку, пропуская между пальцев материал, наслаждаясь каждый случайным прикосновением к коже, запуская пальцы под белоснежную ткань и очерчивая на изящной спине что-то не мыслимое. Не мыслимым это было потому что Драко уже ни о чем не думал. Куда-то на задний план отошли все проблемы, метки и Поттеры. Сейчас было только девушка с удивительными голубыми глазами, которые проникали в самую душу, оживляя ее своей чистотой и светом. Жаль, что Драко не мог сделать того же для нее. Или мог, но просто не знал... Надеялся, что мог, хотелось, чтобы ей тоже стало светлее, теплее и уютнее.
Обняв одной рукой поперек спины, а второй поддерживая за талию, слизеринец перевернул девушку, укладывая ее на спину на кровать и нависая над ней на руках. Он никогда не умел, да и не любил особо дарить нежность, которая вообще никак не ассоциировалась с его именем. Но иногда хотелось показать (только ей), что он тоже человек. Обычный, простой, умеющий быть заботливым (и может быть, даже любящим). Поцелуи по шее, спускаясь ниже за воротник блузки, застывая где-то между ключиц, чтобы пальцами одной руки расстегнуть еще несколько пуговиц, проводя пальцами по соблазнительном нижнему белью, оставляя поцелуи на груди и замирая, чтобы вдохнуть аромат ее кожи. Ни с чем не сравнимый, такой нежный, легкий, желанный и манящий. Только Морта могла быть такой разной в одной себе.Расстегивает все пуговицы, откидывая в сторону полы рубашки, рассматривая как будто в первый раз тело девушки. Идеальное, без преувеличения. Целует в солнечное сплетение, заставляя ее поддаваться поцелуям, все-таки довольно редкий случай такой заботы. Снова поднимается выше, белая челка, спускаясь, касается ее волос, наклоняется, чтобы поцеловать в губы. Так нежно, как будто их связывает нечто большее. А может, так и правда есть, а они боятся признаться? Нет, это было бы смешно.Не спрашивает, что она хочет, может, боится не того ответа, просто снова спускается ниже, зажимаясь в зубах ткань лифчика, чтобы слегка сдвинуть ее вниз, прикасаясь губами к нежной коже. Он Малфой, ему все можно. Жаль (или наоборот отлично), что только в этой спальне.

Знаешь, а ведь она к тебе испытывает какие-то чувства. Не особо высокие, скорее низменные и порочные, как её облик вне школьной формы, который позволено наблюдать только тебе. Истина, дружище, это скорее влечение, жгучее, сильное, как некая отдушина от страстей людских. Хотя ладно, лгать мы оба умеем. Но и правду говорить тебя научила, да, Малфой? Ну скажи ещё, что она тебе как сестра. Особенно ночью, когда без малейшего угрызения совести раздевается, укладываясь рядом, представляя то, как утром снова пойдут толки, что Морта подстилка Малфоя и спит с ним только из-за его статуса старосты. Некоторые даже предполагали, что Эйлин лелеет в груди надежду стать миссис Малфой, на что вышеупомянутая блондинка лишь холодно усмехала, проходя мимо и не придавая особого значения пустым разговорам. Ждать от Малфоя предложения руки и сердца? Пф, увольте. Она точно не такая дура, чтобы верить в подобное. Они слишком… Хотя правда, какие они? Разные? Нисколько. Похожие? Верно, но не то. Они просто не написаны друг для друга в качестве счастливой четы, хотя ради смеха Морта однажды представила взрослого Малфоя, с легкой щетиной, в возрасте 25 лет, гуляющего по садам его же поместья под ручку с Мортой, в платье ниже колен, с дикой усталостью в глазах и с ребенком на руках. С голубоглазым, как отец и мать, парнишкой годовалого возраста. Это было забавно, ибо Морта представляла для своего будущего несколько иную картину. Более трагичную, с яркими пятнами крови по краям, с разрушенными домами и чьим-то бездыханным трупом, над которым бы она, несчастная вдова, рыдала бы. Часами, днями, месяцами над надгробием. Все ещё вынашивая этого ребенка, от почившего отца. Она бы, в таком случае, растила ребенка в одиночестве, вглядываясь в черты лица, отдавая всю любовь, заботу и ласку, что хранила для супруга. И никогда бы более не посмотрела в сторону других мужчин, оставаясь навеки верной тому, кто бы погиб столь рано.
А затем, внезапно в голове снова возникает образ рыжеволосой. Снова эта мелкая и противная Уизли, склоняется над Мортой, уводит её, обещает быть рядом, зовет с собой. А что Эйлин? Она отвергает её. Остается в гордом одиночестве со своим горем утраты, со своей личной трагедией. И будет растить своего сына, не позволяя кому-либо вмешиваться в их существование.
Хватит.
Резко распахнет глаза, выбрасывая из головы те крамольные мысли о будущем, встречаясь взглядом с господином старостой. Смешно, что ей иногда приходится вспоминать о том, что Малфой староста. Он навсегда останется её Малфоем, с которым так внезапно свела судьба, который оказался более похожим на Эйлин, нежели остальные. Навсегда будет Малфоем, которому может выкладывать всю подноготную на себя. Вплоть до деталей личной жизни, вроде «Ко мне приставал N.» или «Сегодня нашла такую интересную книгу..». И не остановишь её, она же милая, да Малфой?
и они целовали ночное небо не боясь простудится
а потом в тесноте чердачного хлама они ставили пьесы
ему нравились роли седого монаха и бледного самоубийцы
но а ей доставались стервы и помолвленные принцессы
А Морта совсем не принцесса. Коли ты, считаешься принцем, то уволь, но Морта тут королева. Злая королева, правящая свой бал. Бал, в котором ты каждый день принимаешь участие, в котором каждый принимает участие и танцует под её дудку. Верно заметила Джи /опять она в голове, да сколько можно-то?!/ что как только падает платье на пол, каждый теряет голову. А у Малфоя должен был выработаться иммунитет к Морте без одежды. Точно должен был, ведь не зря столько ночей изучали друг друга, не особо болтая, не произнося под утра слезливых фраз о любви и верности. Просто существовали друг для друга, находя свое успокоение, расслабляясь, забываясь.
Губы Малфоя? Вы когда-нибудь ощущали нечто более прекрасное, нежели губы старосты факультета Слизерин? Старосты школы? Вас когда-нибудь целовал Малфой? Нет? Тогда вам не о чем говорить с Мортед и уж тем более, пытаться её удивлять. То что раздевать женщин он умел в этом спора не было, тем более, в этот раз он даже был слишком нежным, что немного удивляло. Вероятно, они так близки духовно и на ментальном уровне, что Драко уловил то внезапное наваждение с цветами и романтикой. Посему, только улыбалась, нежно перебирая его волосы, позволяя делать со своим телом что угодно, в рамках разумного. И только затем, когда расстегнет рубашку полностью, обнажая грудь, притянет к себе, настойчиво целуя и цепляясь пальцами за пуговицы его одежды. Совсем не спеша, понимая, что впереди ещё целая ночь, что внезапно явно никто не ворвется и не устроит скандал по поводу секса в комнате старосты. Растягивать удовольствие? Всегда с успехом. Только она ведь совсем не хорошая и послушная девочка, готовая бревно лежать в постели, оставляя всякую работу по отделению одежды от тела мужчине сверху, совсем нет. Поэтому бесстыдно приподнимает юбку, возвращаясь к рубашке и пуговицам, расстегивая до конца, проводя руками по шее, спине. Малфой, она не говорила, но твоя спина… Если бы только разрешил хоть раз вцепиться ногтями в твою спину. Хотя бы один раз оставить ей следы своего пребывания в твоей постели.. Ну да ладно.
Позволяет ведь Морте многое, даже слишком, от чего она скоро позабудет о скромности и страхе перед тобой, помогая избавляться от ненужной одежды. Ужас, сколько от них требуют носить на себе. И рубашки, и мантии, и юбки. Нет бы, ходите дети в чем хотите. И тогда бы не  приходилось возиться с пуговицами, юбками, ремнями брюк. Тогда бы не приходилось делать лишних движений, да милый?
Почувствуй, как мягко касается стройными ногами твоей спины, как резко прижимает к себе, как мягко кусает губы, прогибаясь немного навстречу, справляясь с дурацким ремнем. На будущее, не носи ремень. Забавно, они молчат, по крайней мере Морта, способная нести какой-то бред не переставая заниматься важными делами, не забывая дышать, стонать и вообще издавать все те звуки, которые так шаблонно следует издавать прекрасны созданиям во время совокупления. Но вот в чем была её главная прелесть – Морта предпочитала молчать. Кусая губы в кровь, без разбора чьи, лишь изредка позволяя себе такие вольности, разбавляя тишину ночи и скрип кровати.

без слов...

Ее прикосновения на собственной коже, кажется, они обладали какими-то магическими силами, они позволяли забывать обо всем, отдаваясь только ей. Без остатка. Хотя, больше и некому было отдаваться, вернее не хотелось. Зачем еще перед кем-то открывать душу, когда была она, такая близкая, такая похожая, такая… своя. Да, где-то на подсознании Малфой ее запечатлел как свою, даже иногда ревнуя, когда очередной дурак протягивал свои грабли к его сокровищу. Особенно Джошуа. Он даже и не понимал, что ему ничего не светит, но вот Драко, даже зная это, все равно морщился, глядя как тот пожирает взглядом его куколку, мысленно расстегивая белые пуговицы на ее школьной форме. Руки бы оторвать…вместе с глазами.
Рубашка расстегнута и почти сползла с плеч, болтаясь на манжетах, которые так невдомек никому расстегнуть, да и зачем. Прикасаясь губами к ее животу, спускаясь вниз, сжимая в руках ткань ее юбки. Целая ночь, но как усмирить себя, чтобы растянуть удовольствие? Не проще ли его повторить и не раз? Но как можно спорить с женщиной, если она хочет, то Драко готов на все. Все для своей Мортед. Странная фраза получается, если перевести. Все ради смерти. По сути, у Малфоя так получалось во всем и везде. Но только ради смерти, которую звали Эйлин, ему действительно было не жалко ничего.
Замирает, улыбаясь больше где-то внутри, наблюдая, как ее тонкие аристократические пальчики расстегивают все ненужные пуговицы, наконец-то освобождая от рубашки, а потом пытаются справиться с ремнем. И ведь справляются, не одну ночь уже справляются. Перехватывает ее пальцы, чтобы пока что остановилась, теперь его очередь раздевать. И странное желание, чтобы хоть на пару минут остаться немного одетым, смотря на нее обнаженную. Как будто символ превосходства, но он ни в чем не превосходит ее, разве что фамилия слишком уж известная, но для Драко это повод для лишней головной боли, а не для гордости. Просто в одежде он как будто со стороны посмотрит на эту изящную хрупкую красавицу, чужими глазами, которые так тщательно изучают ее день ото дня. Может они видят что-то другое, что он не разглядел? Да он и так видит слишком много, больше того, о чем они могут только мечтать, а они говорят, что он чего-то упускает. Он наоборот ничего не упускает, все держит при себе, осознавая, что иногда лишние движения могут все разбить, а не скрепить. Иногда и ветреный в отношениях Малфой знает как себя повести, чтобы ничего не испортить. Хотя… Наверное, нужно ее спросить как-нибудь, чего бы она хотела. Он же мог бы ее защищать, оберегать и даже любить. Он и так ее любит, по-особому, не как в маггловских книжках или другой жизни, но о такой любви со стороны слизеринского старосты мечтает не один десяток девиц.
Берет руками ее под бедра, приподнимая, заставляя еще сильнее сцеплять ноги у него за спиной, цепляется пальцами за тонкую ткань трусиков, но не снимает их, просто дразнит, показывая, что он может все. Если захочет. Но хочет он пока что только снять юбку, которая ложась между ними, же смялась до неузнаваемости. Школьная форма явно была придумана не для того, чтобы ее можно было быстро снять в порыве желания заняться сексом. Целомудрие школьной жизни. Как наивно. Находит застежку, все еще одной рукой приподнимая над уровнем кровати. Снимает через длинные ноги, приходится отойти, высвободившись из ее объятий (или мертвой хватки?). Вот теперь пришла очередь нижнего белья. Но Драко молча смотрит несколько секунд на девушку, кусая собственные губы, изучая каждый сантиметр и так изученной кожи. Кто знает, что могло нового появиться на ее шелковых бедрах или шее, он же шею свернет любому, кто сделает ей плохо или больно. Даже маггловскими методами не побрезгует. Снова нагибается к ней, упираясь ладонями по обе стороны от нее, оставляя на губах мягкий поцелуй, хотя хочется прикусить ее губы. Углубляет поцелуй, касаясь языком ее языка, задевая зубы, забывая, что хотел быть нежным и мягким. Желание берет верх, выцепляя из него остатки нежности на сегодня, кто знает, может еще соберет в процессе, но вряд ли уже. В процессе поцелуя не расстегивая стягивает лямки лифчика, спуская его вниз, кладя ладонь на грудь, слегка сжимая ее пальцами, отстраняясь от губ, чтобы шумно выдохнуть от возбуждения. Кладет ее руки на молнию своих брюк, хотя и так предлагать долго не надо. Целует шею, слегка прикусывая ее. Главное, не оставлять слишком много следов, а то вороны и так готовы накинуться на его милую девочку.
Помогает снять с себя же брюки, стаскивая и нижнее белье вниз. Пусть до колен, потом разберутся что да как. Пальцы находят таки застежку лифчика, расстегивая его и откидывая в сторону. Пусть все на свете летит куда-нибудь (к черту), а они то будут здесь, наслаждаясь друг другом. Многие бы эту жизнь и отдали, лишь бы оказаться на месте кого-нибудь из них.  Отстраняется,  проводя одной рукой по нежной коже, обводя пальцами пупок, зацепляя средним пальцем ткань трусиков, спуская их вниз, при этом касаясь кожи, надавливая, чтобы лучше чувствовалось. Вот только от этого только самому становится невыносимо. Желанно. Не в силах продолжать эту пытку в первую очередь над собой, Драко стягивает нижнее белье своего белокурого демона, кидая куда-то на кровать.  Вот она, совершенно голая, но и он уже не совсем при  одежде, сейчас на это уже наплевать. Есть она, он и гигантское желание. Наклоняется, раздвигая собственным телом ее ноги в стороны, касаясь ее членом, сначала намереваясь подразнить как она его, но потом сдаваясь на волю страсти, входя в нее, закусывая губу, вдыхая аромат ее кожи. Движение бедрами, и он уже полностью вошел в нее, сжимая пальцами покрывало, чтобы не показать какими-нибудь звуками как сильно он хотел этого именно сегодня. Чтобы забыть все. И главное всех. Чертов Поттер, его сейчас совершенно нет в светлой голове. Сейчас там только она, его Морта, как и должно быть.

Каждое утро было похоже на сотни прошлых: Морта одевалась, пока Малфой спал, бесшумно уходила к себе, чтобы не давать поводов для новых сплетен, однако те продолжали появляться с завидной регулярностью, будто кто-то просто нагло следил за ними, разглашал все детали личной жизни и того, о чем же могла думать Морта. А она не думала, просто улыбалась, когда староста факультета сонно обнимал подушку, на которой ещё пять минут назад лежала блондинка. Он милый, правда, когда спит, когда улыбается, когда такой невинный, беззащитный. Утро ведь такое прекрасное время, чтобы достать нож из сумки и воткнуть в спину, предавая дорогого и любимого Малфоя. Но вот увы, сегодня все было иначе. Он отпустил её в ночь, аргументируя это тем, что сегодня он не будет спать, что сегодня нет времени, чтобы продолжать говорить о чем-то: о метках, о Поттерах, о рыжеволосой Джиневре. Сегодня так получилось и с этим ничего не поделаешь, никак не изменишь, и единственным выходом будет смирение. Покорное смирение. Задержится на пороге, выходя после Малфоя, чтобы не подумали, что из его комнаты, чтобы не начали снова осуждающе смотреть ей в спину и шептаться, как о прокаженной и падшей. Только не сегодня и не сейчас.
Медленно спускаясь по лестнице, придерживая одной рукой край мантии, чтобы не запнуться, не упасть, бесшумно ступая босыми ногами по холодным плитам. Она ведь не такая как обычно. Останавливаясь у зеркала в гостиной, любуясь собственным отражением: ледяные голубые глаза, опухшие обкусанные губы, спутанные пряди, ниспадающие на лоб. Охарактеризовать можно всего лишь коротким словосочетанием «Просто Морта». И сразу ярко видно, как она выглядит, почему такой вид, сразу хочется просто обладать ей. Чертовка Уизли была права – она умеет совращать. Взглядом, телом, словом. Умеет делать так, чтобы на колени падали, чтобы слушались и мечтали только о ней, о Морте. О холодной красавице с факультета Слизерин, обитающей днем в библиотеке, а ночью в чьей-то постели. Точнее, в постели Малфоя. Так сложился этот обычай, эта традиция, что не особо сопротивлялась чужим рукам на собственно теле, свыкаясь с мыслью, что когда-нибудь ей в лицо скажут, что она дрянь. Мерзкая, грязная, падшая дрянь. Пока же, всякий боялся что-либо ей сказать, понимая, что уж Морта-то не постесняется ударить, проклясть. Не побоится испачкаться в чужой крови, в крови того, кто посмел ей что-либо сказать, угрожая её репутации местной стервы со стажем.
Часами бы стояла так перед зеркалом, в пустой гостиной, изучая свое прекрасное лицо, которое наверняка поэты воспевали бы в своих произведениях. Вот только никто её не воспевает, предпочитая задирать юбку и шептать на ухо, как она красива. Прекрасна. Волшебна. Никто ведь даже и не спорит, только усмехаясь и ловля губами судорожно воздух, незаметно для себя проводя пальцами по собственной шее, вспоминая то, как было хорошо какие-то тридцать минут назад. И случайно заметит в зеркале кого-то, почувствует на себе другой, тяжелый взгляд. Почувствует ЕГО взгляд, который упирается в спину, заставляет сжиматься, мерзнуть и искать место, чтобы спрятаться.
- Джошуа, - шепотом, почти на одном дыхании, оборачиваясь. Правда, ведь это ты, это твой взгляд на ней клеймом горит, - разве староста школы сейчас не должен лежать в собственной кровати и видеть десятый сон?
С издевкой, все ещё борясь с эмоциями внутри, молясь, чтобы не дрогнуть, чтобы не увидел во взгляде страха. Ты её самый страшный кошмар, дорогой, преследующий по ночам, заставляющий просыпаться в холодном поту, искать спасение там, где ты не найдешь. Увлекательная игра ведь, когда ты появляешься из-за угла, хватаешь за руку, а она бежит. Бежит, забывая про то, что королева факультета, забывая о том, что никто не посмеет её обидеть. Почему-то забывает обо всем, позволяя страху заполнять все пространство в шикарной груди, позволяя ему править ей, выслушивая все, что смеет говорить. Она бы сопротивлялась, если бы не боялась его. Только от одного взгляда кровь стынет в жилах и сердце бьется на порядок быстрее. Ты убиваешь Морту, Джошуа, полностью убиваешь. Каждой минутой рядом, каждым взглядом и прикосновением.
- Наверное, я слишком поздно задержалась, - этот холод внутри, этот взгляд Джошуа. Хотелось просто уйти, закрыться в комнате и не видеть никого. И ничего. Остаться просто одной, - мне следует идти. Завтра ведь рано начинаются занятия…
Не отрывая взгляда от него, затравленно глядя. Нет, рядом с ним была не Морта. Это перепуганная до смерти девочка, но не Морта.

Просидеть полночи в гостиной факультета? В полумраке и без собеседников? Да проще простого. Достаточно взять с собой пару книг. Что может быть лучше одиночества? Пожалуй ничего. Во всяком случае сейчас Джо считал именно так. Завершив ночной обход школы и серьезно лишив баллов нескольких второкурсников, слизеринец обосновался в гостиной. Казалось бы, ему одному не спиться... А нет...
Именно она спускалась сейчас босиком в гостиную. Вот остановилась возле зеркала что бы рассмотреть себя. Эйлин. Даже не нужно было гадать из чьей спальни она выпорхнула. При одной только мысли о Драко, Эванз сжимал кулаки. Он на дух не переносил этого зазнавшегося мальчишку.
Впрочем, думать о Малфое не хотелось. Еще бы, когда Мортед так рядом. Девушка не могла заметить Джошуа, ведь свечи возле него давно погасли, а пламени камина не хватало, что бы осветить тот угол где он сидел. Или правильней сказать, затаился? Но это совершенно не важно, Эванз внимательно рассматривал девушку, пока она любовалась собой. Да дорогая, ты прекрасна, разве могут быть сомнения? Мортед вызывала жуткое, страстное желание обладать ей.
- Джошуа, - произносит шепотом и резко оборачивается, - разве староста школы сейчас не должен лежать в собственной кровати и видеть десятый сон?
Он знает, что Эйлин боится его. Только с ним она такая слабая и беззащитная, словно загнанный в угол зверек под взглядом змеи. Не спрятаться, ни убежать. Именно поэтому он лишь усмехается и медленно крутит палочку в руке. А она продолжает говорить.
- Наверное, я слишком поздно задержалась, мне следует идти. Завтра ведь рано начинаются занятия…
- И ты совершенно не составишь мне компанию? - резко, почти рывком, одним движением поднимается с кресла.
Кажется, что Джо видит девушку насквозь. Ему нравится то что она боится, это заводит еще больше. Чем сильнее ее страх, тем сильнее хочется сломать ее, заставить быть только его. Это какая-то извращенная форма любви, если так угодно... Если конечно же, Эванз способен любить.

Страх. Холодный, липкий, сковывавший все тело, не позволяющий двигаться, куда-то бежать. Страх. Единственное чувство, чуждое Морте, вызывающее отвращение и презрение к себе. Да, она боялась Джошуа. До ужаса, с которым просыпается ночью, до отвращения, будто грязнокровка, боится. Ненавидит, тихо, свято, ненавидит его. За то, что он позволяет себе все, что только захочет, встречая сопротивление усмешкой и ломая всякие попытки. Ненавидела его за то, что не может ему противостоять, оставаясь напуганной девчонкой, которую загнали в угол и пытаются совратить.
- Ведь нельзя после полуночи находиться вне постели, - вжимаясь в стену, внимательно следя за каждым его шагом.Правильно, охотник он, хищник, избравший себе жертву и теперь лишь играющий с ней, как кот с мышью. А Морта страдала, от того, что не могла сопротивляться, встречая на своем пути холодный взгляд и чувствуя, как его волшебная палочка упирается в спину. Право, Джо, тебе это так нравится, что она не та роковая красавица с тобой, а слабое животное. И никогда не назовет 'Джо', обращаясь в крайнем случае, на грани истерики умоляя 'Эванз, отпусти..'. Ради всех святых, ради Темного Лорда, которому готова присягнуть в любой момент, отпусти её. Хватит мучить, хватит пытаться сделать её своей. Ведь видишь, она не даст тебе того, чем в достатке владеет Малфой. Ей нужен другой подход, не силой, не страхом. Но ты..  Ты этого не знаешь, не хочешь. Тебе ведь нравится, как она внутренне сжимается, как дрожит в твоих руках, когда удается её поймать, скрываясь от любопытных глаз.
- Джошуа, убери палочку.
Хочешь, она тоже попытается  дать тебе отпор, попробует показать, что отважная, смелая, не боится тебя. Хотя, наверняка тебе и на это плевать.В тебе горит одно желание, его видно даже в темноте - ты хочешь получить Морту. Хочешь такую, с которой знаком Малфой лично. Которая может быть ласковой, которая улыбается и смеется. Но твое отношение не позволяет перейти границу. Ваша извращенная игра оставляет на холодных руках следы борьбы, когда пытается вырваться, сбежать. Дорогой Джошуа, боль предпочитает в постели, когда заламывают руки или держат за волосы. Но никак не простит и не позволит доставлять ей неудобства только по твоей прихоти. О чем бы ты не мечтал, а Морта не твоя. Не твоя девушка, не твоя личная любовница, не твоя просто и сложно. Знай, думай каждый день, как она улыбается Малфою. Не тебе, а Малфою. И пускай ты злишься, зато она в относительной безопасности.
Рефлекторно поправляет мантию, сжимая в кулаке кусок ткани. Будто спасет её ото всех и вся. Будто сможет спрятаться, вжаться в стену, исчезая и не встречаясь взглядом с Джошуа.

Надо же, ее голос еще не дрожит. Да и сама она смотрит с вызовом, старательно пряча страх и при этом вжимаясь в стену. Смелая, маленькая девочка. Ты пристально следишь за каждым движением, за каждым шагом. От всего ожидаешь подвоха. Еще бы, у тебя было столько времени изучить все привычки и повадки преследователя. Верно, Эйлин?
- Ведь нельзя после полуночи находиться вне постели.  - прозвучало неубедительно.
- Но ты ведь находишься? Что, выгнали? - фраза звучит сочувственно? И кажется Джошуа совершенно не смотрит в ее сторону, все его внимание устремленно на палочку, которую он крутит двумя пальцами.
Видишь, он даже не подходит к тебе. Ну что же ты стоишь? Беги, Морта, беги. Что же ты стоишь? Быть может тебе тоже начинает нравится эта извращенная игра? Признайся хотя бы себе... Ты же начинаешь испытывать волнение, когда он долго не обращает на тебя внимание. Когда, совершенно не смотрит и не пытается поймать. Ты же начинаешь волноваться, начинаешь чаще оглядываться и подсознательно ждешь продолжения... Признайся, что тебе нравится, что даже такая - загнанная в угол, испытывающая страх -  ты все равно привлекаешь, заставляешь желать тебя. Страх ведь тоже в какой-то мере наркотик.
- Джошуа, убери палочку. - это прогресс, дорогая. Эванз мысленно хлопает тебе в ладоши. Браво, наконец-то ты пытаешься дать отпор.
- А то что? - Джо резко поднимает голову и встречается с девушкой взглядом: Что будет если не уберу?
Опускает руку с палочкой вниз. Это вполне объяснимое желание Мортед, хотя она прекрасно понимает, что и без нее Эванз не менее опасен. Поэтому парень, все же победив в борьбе взглядов, усмехается, но прячет палочку в рукав. Ты нервничаешь Эйлин, это видно. Иначе зачем пытаешься натянуть мантию, как можно ниже? Зачем прячешь взгляд? Ты думаешь сможешь раствориться в стене? Исчезнуть? Нет, он не позволит тебе этого сделать. Потому что с каждым шагом Эванз становится все ближе к тебе. Медленно, но верно. Ну что? Готова бежать?

Вслушайся в её дыхание, ты должен слышать. Ты должен видеть все, о чем она думает, как она смотрит. В конце концов, тебе ведь хочется узнать её ближе, чем какие-то метры, хочется узнать её мысли? Не спорь, тут даже нет смысла что-то отвергать или отнекиваться. Ты хочешь, желаешь знать о Морте все, чего сама она не знает. Хочешь, чтобы принадлежала тебе, была рядом и томно вздыхала, ловля твои записки через стол в Большом Зале. Неужели ты действительно веришь, что она сломается ради одного человека? Никогда, знай это. Никогда она не переступит через себя, ведь эгоистка по праву, по крови, с рождения. Знает, каково это, когда на тебя смотрят десятки почти угасших глаз, жадно ловящие каждое движение, мечтающие заполучить её молодость, силу, энергию. Знает, каково это бояться не проснуться ночью, или проснуться и увидеть над постелью троюродную тетушку, возжелавшую юную кровь Морты.
- Нет, меня не каждый из собственной постели выгоняет. Я сама ухожу. А тебя, я так смотрю, никто особо и не приглашает, - в постель, следовало бы добавить. Но замолкает, наблюдая за Эванзом. Нет, она порой отмечала, что он даже ничего так, симпатичный, красивый, отважный. Он бы ей нравился, если бы не помнила, как год назад он начал за Мортой ходить, как однажды слишком много себе позволил, закрывая её в кабинете, оставаясь наедине, проводя палочкой по коже, позволяя себе сжимать запястья и не выпускать. Она возненавидела тебя в тот же миг, прежде просто не понимая за что ты так с ней вел себя, прежде не осознавая всей тяжести бремени твоей жертвы. Джошуа, ты правда хочешь, чтобы она тебя ненавидела? Всей душой, черной как ночь? Она ведь сможет, не сомневайся, когда поборет собственный страх перед тобой.
- Я буду кричать! – отходя в сторону, к проходу в спальни девочек. Ей бы сейчас не помешала поддержка, чье-то твердое мужское плечо, чья-то мужественная спина, за которой можно спрятаться от всех бед и несчастий. От взгляда Джошуа, который прожигал насквозь. – Ты слышишь меня? Даже не подходи.
Продвигаясь вдоль стены, не поворачиваясь спиной. Никогда к врагу не повернется спиной, особенно к Эванзу. Знает ведь, на что он способен, лихорадочно вспоминая как кончиком волшебной палочки проводил по её горлу, угрожая, что ей будет ещё хуже, если будет дергаться. Знает, что он не постесняется ударить девушку, ведь это Джошуа.
Опуская руки, ступая по холодным плитам, в поиске спасения, надеясь что её услышат. Надеясь, что вернется её друг сердечный, чувствуя, как ей больно. Пока не физически, пока лишь морально. Но уже больно, будто раскаленным железом по плечам, по щекам. Особенно когда Джошуа позволяет себе дотрагиваться до Морты. Хотелось сразу же выть от боли, от того что он её убивал. Это необъяснимо. Просто человек ненавистен, подобный злодею в царстве света и радостей. Точно, она его ненавидела всеми частями души, даже той частью, где признавалась в чувствах к рыжей, к Алисе, к тому же Малфою.
- Не подходи ко мне, - закрываясь руками, будто это поможет. Бежать? Королевы не бегают, они переживают за свою корону. А Морта королева, кто бы что ей не говорил. Она королева, злая, черная, но королева. Отравляющая существование каждого, но не способная сопротивляться Эванзу. Это неправильно. Как минимум, это не правильно. И никогда не будет.

- Нет, меня не каждый из собственной постели выгоняет. Я сама ухожу. А тебя, я так смотрю, никто особо и не приглашает, - девушка внезапно замолкает не продолжив фразу.
Ну что же ты не договорила дорогая? Боишься последствий своих слов? Правильно делаешь. Ты и так слишком дерзкая сегодня, слишком бесстрашная. Во всяком случае хочешь такой казаться. Впрочем это не надолго. С каждым шагом парня, твои глаза начинают все сильнее "стрелять" в стороны. У тебя была возможность сбежать, но ты ей не воспользовалась.
- Ну что же ты не договорила? - тон становится жестче, впрочем как и взгляд. Ты выводишь его из себя Эйлин, ты знаешь это?
Никто тебе сейчас не поможет. Знаешь ведь. Факультет Слизерин не знает, что такое командный дух. Все предпочтут отвернуться и сделать вид, что не слышали и не видели того, что происходит.
- Я буду кричать! Ты слышишь меня? Даже не подходи. - это звучит уже как-то истерично?
- Не будешь.- спокойно произносит Джошуа и улыбается: Ты же не хочешь, что бы все увидели тебя такой. Слабой, напуганной и беззащитной. - уж в этом он точно прав.
Авторитет же важней всего? Иначе какая же ты королева? Впрочем, не бойся Эйлин, он не причинит тебе вреда. Все прошлые ошибки давно учтены. Можешь не верить, но Джо даже раскаивается, что поднял на тебя руку. Впрочем, если бы не твоя упертость...
Но хватит! Ты и так уже почти улизнула от него, еще бы, ведь до спален осталось совсем чуть чуть. Поэтому он резко оказывается рядом с тобой и преграждает путь, упершись одной рукой в стену, примерно на уровне твоего плеча. И это все как раз происходит в тот момент, когда ты закрываешь лицо руками. Видишь? Твои мольбы бесполезны... Жаль, правда? Может ты просто сдашься? И все закончится... Ведь однажды так и будет. А пока... Пока Джошуа нависает над тобой и накручивает твои волосы на палец...

Рискуешь? Рискуешь собственной шкурой только ради праздного любопытства? Ради веселья? Джо, дорогой, она постарается тебе отравить жизнь, честное слово. Пускай не касаясь, пускай не наблюдая, но всякая неудача в твоей жизни будет считаться заслугой Морты. Она плохая девочка, чтобы там не воспевали местные поэты или ублюдки, свято верующие в её божественное происхождение. Она пришла на грешную землю в облике таком, чтобы совращать, растлевать, убивать, черт возьми. Суккуб, ведьма.. Зовите как хотите, хоть Мортой обзывайте или дрянью. Она не изменится никогда и ни за что. Это судьба, дорогой, когда касается не твоей руки, когда может целовать нежно, будто она не местная шлюха. Да, Джо, именно так. Морта – самое ужасное, что ты мог когда-либо выбрать. Но если тебе нравится её ипостась, если нравится, как она улыбается, обнажая ряд белоснежных зубов, то пускай. Продолжай за ней бегать, как влюбленный мальчишка, терзаемый сомнениями и неверностью суженной.
- А тебе нравится, когда я слабая и беззащитная? Поднимаешь себе самооценку, да? Конечно, слабых только и смеешь обижать. Боишься сказать дурное слово кому-то, кто сродни тебе? Хм.. Ты трус, Джошуа. Да, верно, трус! Ты боишься меня, поэтому и наблюдаешь из-за угла. Ты трус, поэтому и заставляешь бояться тебя! Трус! Трус!
Едва ли не срываясь на крик, умирая от нехватки воздуха, задыхаясь. По горлу, будто каленым железом прошлись. Что это? Неужели действительно так ненавидит? Или презирает? Или не может ровно дышать, ощущая, как ноги подкашиваются от того, насколько близко стоит Эванз. Ненавидеть? Пошло. Желать? Глупо. Презирать? Не комильфо. Право, Морта уже и сама не знает, что случилось, что произошло и как быть. Идти назад? Бежать? Прятаться в комнате Малфоя? Джошуа это не остановит, более чем уверена. Подумаешь, закрытая дверь. Все-таки, они волшебники (ну ладно-ладно, Морта – злая ведьма). Состязаться с ним во владении магией? Увольте, она не присягнула на вечную верность Лорду, она не из его приближенных. Она всего лишь пушечное мясо, как и весь остальной мир, на фоне войны Темного Лорда и мерзкого Поттера. Она ведь действительно сейчас никто. Жалкое подобие на отважную девушку, всеми силами старающуюся не бежать куда-то прочь, осознавая, что нагонит. Она бы выплюнула ему в лицо грубейшее – Ублюдок! Да только хочет ещё немного жить, хочет ещё оставаться главной и прекрасной. Хочет ещё немного купаться в лучах славы и поклонения. Хочет, желает.
- Все, что ты можешь, это только преследовать и загонять в угол. На большее ведь ты не способен, верно? Ты… Ты не достоин! Ты ничего не достоин!
Поднимая взгляд, заглядывая в его глаза. Видишь – она может перестать бояться, внутренне молясь богам, чтобы отпустил. Перестань теребить её волосы. Не для тебя они. В этой гостиной ничего для тебя нет. Она не для тебя, не надейся. Тебя, кажется, даже забавляет её упорство и то, как сопротивляется. Веселая игрушка, верно? Забавная девочка Морта, которая пытается не быть твоей, сбежать. Она такая, да. Она ведь Эйлин Катерина Мортед. Девушка, без зазрения совести совращающая парней и девушек. Но только не тебя, дорогой. Пускай даже далеко в подсознании признается, что ей приятен твой голос, что от того, что вы так близко судорожно сжимает ноги, убивая одной лишь мыслью этих навязчивых бабочек, порхающих в животе. Нет же нет.
Все не так. Все не правильно.
- Отстань, Джошуа. Я устала и очень хочу спать.
И догадайся, почему она так устала. Давай же, забавно наблюдать, как волком смотришь на тех, кого Морта своей рукой касается, кому на ухо смеет шептать непристойности. Правильно, это все не для тебя. Тактическая ошибка, просчет, все что угодно. Но не для тебя, дорогой Джо.
Хотя, ты ведь можешь заставить. Можешь, и не пытайся лгать самому себе, что больше никогда не причинишь ей боли. Не лги себе.

Нравится ли ему, когда ты слабая и беззащитная? Еще бы, ведь такая ты только с ним. Только вот сегодня ты особо дерзкая, наглая и очень похожая на себя настоящую. И перестань думать, что он влюбленный мальчишка, который бегает за тобой в надежде, что ты его заметишь. Нет, он охотник, а ты... Ты его трофей. Джо просто играет с тобой, как кот играет с мышью перед тем, как ее съесть. Запомни это. И никогда не забывай. Особенно в те моменты, когда пытаешься что-то сказать.
- Ты хоть понимаешь что ты говоришь? - голос парня больше похож на шипение: И с кем ты говоришь?
Нет, дорогая он не Малфой, с которым ты можешь играть. Он не из тех парней, которые будут тобой восторгаться и воспевать тебя. Никогда! Ты слышишь, никогда он не скажет тебе ни слова о любви. Это слишком банально и заезженно. В его понимании — это все глупости, никому не нужное проявление слабости. Хищник никогда не признается в любви пойманной им жертве. Ты должна это понимать. Как и то, что ты выводишь его из себя...
Зачем ты пытаешься лгать самой себе? Он никогда тебя не боялся. Напротив, это ты боишься его и пытаешься все вывернуть на изнанку. Так что захлопни свой красивый ротик.
- Все, что ты можешь, это только преследовать и загонять в угол. На большее ведь ты не способен, верно? Ты… Ты не достоин! Ты ничего не достоин!
Ты пытаешься быть такой храброй и сильной, только в глазах – ужас и мольба о том, что бы он ушел и все наконец закончилось. Но нет, в глазах Джошуа ты лишь добыча, которую он не намерен сейчас отпускать. Ты и так слишком долго его дразнишь. А сегодня так вообще, переходишь все границы. Иногда не нужно бить, иногда достаточно слов. Твою просьбу о том, что бы отпустить - Эванз пропускает мимо ушей.
Взяв тебя за подбородок, он поднимает твое лицо так, что бы ты смотрела ему в глаза:
- Ты – моя… - шепотом, на ухо.
После этого, он припал к твоей шее, словно пытаясь вобрать в себя твой вкус, а секунду спустя ты почувствовала его горячее дыхание.
- Снова ты была у него... Я займусь твоим воспитанием, заставлю тебя запомнить, как нужно себя вести… Что можно, а что нельзя… - Джо говорит тихо, но с ощутимой угрозой в голосе.
И следом перехватывает твои запястья, прижимая к стене. Нагло задирая мантию, сжимает бедро. Все. Допрыгалась, дорогая...

А дальше она будет молчать. Молчать как рыба, будто тебя даже рядом нет. Будто не прикасаешься к коже, будто не угрожаешь. Выкинет тебя из головы, полностью погружаясь в воспоминания, вспоминая, как нежно обнимали не твои руки, как забывала дышать не от страха, как нежно проводила пальцами по чужой коже. А ты? Ты всего лишь её пугаешь, заставляешь сжимать руки в кулаки, искать спасение в чужих спальнях и квартирах. Ты просто и одновременно сложно для Морты. А она ведь так не любит. Ей жизнь и без твоих издевок и желаний полна противоречий и сложностей. Она не умеет любить. И ненавидит себя за это. В голове мелькают образы Джиневры, Алисы, Малфоя, Тебя. Вас слишком много для неё одной. Непозволительно вас много. А она, несчастная влюбчивая сучка запуталась в своих чувствах к каждом. Вы оплетаете её, несчастную хрупкую куклу своими взглядами, словами. Вы плетете все вместе единый кокон, в котором она начинает задыхаться и не может вырвать. Она уже не станет бабочкой. Она скорее сдохнет от нехватки кислорода, нежели от того, что когда-нибудь ей придется сделать выбор в пользу одного из вас.
- Никогда, Джошуа, - так же шепотом, не сопротивляясь даже, позволяя делать что угодно. Она уже не в силах сопротивляться. Люди ломают её. Каждый день, каждый час и каждую минуту. Ломают, фарфоровую куклу с пронзительными голубыми глазами и алыми губами, по которым, по привычки, часто проводит языком. Пошло? Да. Эротично? Да. Скажите ещё, что она проститутка. Никогда и ни с кем. Только Малфой видел её обнаженной. И то, там не столько подстилка, сколько человек, понимающий, говорящий, заботящийся. А ты, Джо? Что ты для неё? Вечная отрава, проникающая под кожу? Сейчас особенно, когда касаешься шеи. Глубже дорогой, давай прямо в сердце. Контрольный. Чтобы утром не появлялась на уроках, чтобы не выходила из своей комнаты, мечтая о скорейшей смерти. Лишь бы ты больше не прикасался к ней так. Лишь бы больше не прижимал к стене. Она слабая, падкая на плотские утехи девушка. Её не смущает ничего, кроме собственных норм морали. И то, подозрения есть, что у неё отсутствует всякая мораль.
- Я всегда с ним. Я не твоя, дорогой, - закрывая глаза, вяло пытаясь освободить руки, касаясь затылком стены, находя опору, чтобы не упасть. Ох, у неё же подкашиваются ноги, Джо. Если ты не боишься ничего и никого, то побойся Бога. Или хотя бы Темного Лорда, - а разве Вам, пожирателям, позволено ТАК вести себя с девушками? Или тебе плевать? Нравится, да? А представь, просто представь на минуту себя на его месте. Какой-то час назад. Представил? Правда, ты бы тоже так хотел? Только вот незадача. Я не твоя. И ты не вправе указывать мне, как себя вести. Не вправе запрещать мне что-либо. Не вправе, - едва выдыхая, освобождая руку, но не сбегая. Разум уже не в состоянии думать. Просто оставайся рядом, немного ближе. Без боли, без страданий. Эванз, она сейчас сдастся тебе. Наверное, если не передумает.
- Хватит, Джошуа, - однако напротив, мягко проводит рукой по твоим волосам, все ещё не открывая глаз, уповая на то, что ей все это снится. Что скоро проснется в чужой кровати, обнимая другого. Того, кто не бьет так больно, кто не травит её речами, кто не смеет нагло заявлять о ней, как о чьей-то собственности. Нет, дорогой Джо. Она не твоя. Не надейся. Никогда, ни за что, нигде.